6 января 2006 года

Я вышла из бани, еле волоча за собой ноги. Хотелось лечь и умереть. Обессилила окончательно.

-Выпьешь чифиря? — спросила Одноглазка.

-Давай, — ответила я.

-За что попала то? — поинтересовалась она.

-228-1.

-А сама употребляла?

-А что не видно, еле на ногах стою? — она раздражала меня своими вопросам!

-Нет, вообще не заметно, что ты болеешь. Да и по внешнем}’ виду не скажешь, что ты на системе, — удивленно ответила она. Я вот тоже почти по 228 заехала, — начала Одноглазка, и я поняла, что видимо на мне она решила удовлетворить свою потребность в общении.

-Как это почти? — удивилась я.

-За содержание наркоманского притона. Подставили меня менты.

-Как это подставили? Притон, он либо есть, .либо его нет, — сказала я.

Одноглазка стала рассказывать мне какой-то бред про ее задержание. Тут же не единожды упомянула про своего мужа, некого Шишку, по ее словам очень уважаемого человека. Однако я не поняла, в каких кругах он уважаем. Лично я ни разу не слышала про такого товарища. Затем эта дамочка очень аккуратно стала выпытывать у меня, у кого я покупала героин. Чтобы она отстала, я брякнула ей первое, что пришло в голову; что покупала порошок у человека по имени Марат, также сказала ей, что Марат проживает на улице Гагарина в своем коттедже.

-А где здесь мужчины сидят? — спросила я, на полуслове перебив монолог Одноглазки, — Можно как-нибудь с ними связаться? У меня пара знакомых сейчас на Централе находятся, может, помогут чем для начала?

Одноглазка объяснила, что и женщины, и мужчины фактически находятся за одной колючей проволокой, но проблема в том, что мужские корпуса слишком удалены от корпуса, на котором сидят женщины. Между’ собой у мужчин связь налажена, а с женским корпусом связи никакой, разве только через хоз быков.

Хоз быки — это заключенные, которым за совершенные преступления уже назначено наказание, связанное с реальным .лишением свободы, однако они отбывают свой срок не в лагере, а при тюрьме в отряде хозяйственного назначения. Как правило, большинство представителей хоз/обслуги просто боятся ехать в зону. Много таких, кто сотрудничал с Г о снаркоконтролем и совершал контрольные закупки наркотиков, в результате чего крупные поставщики наркотиков получили очень большие сроки заключения. Конечно, виновники их злоключений боялись расправы, и уже здесь, в тюрьме вновь начинали сотрудничать уже с тюремным! операми для того, чтобы остаться в хоз/отряде.

Есть осужденные сотрудники милиции. В городе Ч. нет специальной зоны для таких сотрудников, а им не хочется ехать через всю страну в какую-то Тьмутаракань и отбывать назначенное наказание вдали от дома, поэтому их тоже оставляют в хоз/отряде.

Также есть лица нетрадиционной ориентации, а вместе с ними те, кто по воле случая стал обиженным. Таких товарищей не много, их причисляют к хоз/отряду, но на деле в стенах тюрьмы их банда живет отдельно и редко пересекается с остальными представителями хоз/отряда. Конечно, таким пассажирам лучше отбывать свой срок обособленно от остальных осужденных, там, где каждый шаг, каждого человека двадцать четыре часа в сутки контролируется сотрудниками тюрьмы. Здесь они под надежной охраной. В зоне такого нет.

Очень маленький процент находящихся в хоз/отряде составляют те, кто за материальную, либо гуманитарную помощь остался при тюрьме. Остался в надежде на то, что в будущем таким же способом удастся купить условно-досрочное освобождение, которое активно практикуется в хоз/отряде тюрьмы и практически отсутствует в зонах города Ч.

Совсем незначительный процент тех, кто попал в хоз/отряд совершенно случайно, по стечению обстоятельств, то есть, когда в результате условно-досрочного освобождения, либо этапирования за полученные нарушения в зону, внезапно освобождается рабочее место.

Одноглазка предложила мне написать письмецо (мульку) моим знакомым, а она передаст его на Централ через одного из хоз быков. Я ответила, что сейчас не в состоянии ничего писать, поэтому займемся этим завтра. Сама же подумала, что если бы действительно я хотела отправить почту на Централ, то не стала бы этого делать ни через нее, ни через быка-почтальона, потому что вероятнее всего, что моя мулька дойдет лишь до кабинета опера, не дальше. Конечно, я не стала говорить об этом Одноглазке. Воистину молчание — золото! Тем более в тюрьме.

Болтливая соседка несказанно порадовала меня тем, что я не буду ждать суда в этой камере. Это транзитная камера, которая называется «рассадка». Всех вновь прибывших сначала приводят сюда, на следующий день в тюремной больнице заключенные сдают основные анализы, после чего их рассаживают по камерам, где они дожидаются своей участи. Тех, кто находится под следствием, или как я, находился за судом, но еще не осужден, попадают на второй этаж в подследственные камеры. Тех, кто до суда находился под подпиской о невыезде, а на суде получил реальное лишение свободы, или тех, кто находился в подследственных камерах и осудился, рассаживают на первый этаж в осужденки.

По словам Одноглазки в рассадке можно было задержаться лишь в двух случаях. Во первых, при задержке анализов, что бывало крайне редко, а во вторых при наличии головных и бельевых вшей, что случалось довольно часто. Пока из вновь прибывшего не вытравят эту гадость — в камеру не поднимут Я слушала все это, брезгливо кривила носиком, потому что конечно было неприятно знать эту прозу жизни. И тут же одернула себя. Напомнила сама себе куда я попала и настроилась ничему впредь не удивляться, чтобы не происходило. Это был единственный способ не сойти с ума в этом дурдоме.

Мне показалось, что чифирь немного улучшил мое физическое состояние. Я удивилась, но меня больше не знобило. Глаза закрывались сами собой. Еще бы, через несколько часов двое суток, как я не спала ни минуты. Всю информацию, что была мне нужна на этот момент, я получила, поэтому предложила своей соседке немного поспать. Я легла. Вроде бы уснула.

Проснулась от своего стона. Снилось, что я от кого-то убегаю, наркотики, черти, в общем, муть какая – то. Соседка сильно храпела и причмокивала. Видимо ей снился ее притон. Интересно, сколько я проспала? Часы иметь в тюрьме запрещено, поэтому я нажала на красную кнопку, расположенную около робота. При нажатии на эту кнопку над камерой со стороны коридора (продола) загорался фонарик, дежурная сотрудница Следственного изолятора (СИЗО) подошла к роботу, заглянула в глазок и спросила, что случилось? Я поинтересовалась у нее, который сейчас час, она ответила, что уже шесть часов утра, также она попросила больше ее подобными вопросами не беспокоить. Я подсчитала, что мне удалось поспать двадцать – тридцать минут. Неплохо. Скорее бы утро, сдать анализы и подняться в хату.