Пересечения
Так, хоть и выходной, надо было доехать до объекта. Посмотреть всё ли эти черти правильно выполняют? Хуже нет работника, который не понимает, что он делает. Все-таки прорабская должность, точно проклятая. Инженер по надзору, приехал, окинул взглядом, понавставлял тебе, указаний выдал пачку и был таков. А ты как нянька ходи за этими… Дальше на язык лезла ненормативная лексика. Не то чтобы Севе не приходилось ее применять, но, воспитанный на литературе высокого слога, которую, то и дело подпихивала мама, ему было это неприятно, тем более если эта самая лексика использовалась вместо запятых, точек и тире.
В родной столице, как ни странно, Сева работал всего два года. До этого его карьера развивалась в регионах необъятной родины. Где только не был, чего только не объездил, ну и построил, конечно же. Сейчас же капитально расширяли одну из артерий города, соединявшую восток и центр столицы.
Приехав, на объект первым делом решил проверить вчерашнее свое задание рабочим. Походил, посмотрел. Уф, ну на этот раз выполнили. Огляделся по сторонам, так, а сейчас-то они где? Ринулся к вагончику, открыл дверь нараспашку:
— Эй! Тимур! Почему простаиваем?
Из вагончика выкатился маленького ростика татарин, черные волосы, черные глаза-бусины:
— Сева? Суббота же, у тебя выходной вроде? – скороговоркой выпалил он.
— Да, только вы мне не даете его провести, так как я хочу. А ну, шуруйте. Ноги в руки и чтобы я видел деятельность, понял?
Да почему же надо все время подгонять, орать, мозги вправлять. План работы выдал детальный на выходные, так нет. Вот не зря душа не на месте была.
— Сева, мы это, — он даже присел слегка, — мы супчик и идем, бежим прямо.
— Тимур, я говорить долго не буду. Но к понедельнику чтобы было то, что я тебе подробнейшим образом написал. Доходчиво? – склонился он над ним.
Тимур полез в один из карманов на своем комбинезоне и вытащил листок бумаги и помахал им перед грудью Севы.
— Вот, вот. Я все помню. Все будет. Иди отдыхай, не злись, мы все сделаем. А ты иди, — он неопределенно помахал рукой в воздухе, — в кино, театр сходи. Девушку возьми, чтоб не скучно было. Ты же видный, здоровый – тебе девушка красивая нужна.
Сговорились что ли? И он туда же. Мать с отцом с утра про хороводы из девушек, женитьбы и тому подобного и этот еще, учить вздумал. Сева изумленно уставился на Тимура. Но тот уже ретировался обратно в вагончик, оттуда послышалась возня и рабочие потихоньку выпрыгивали из него, оглядывая Севу с головы до ног.
Он резко развернулся и потопал к ближайшей остановке общественного транспорта. Стоял, нахохлившись и нахмурив брови, но резкий звонок телефона заставил его чуть не подпрыгнуть. Звонил он у него действительно мертвого разбудит, просто это была необходимость, поскольку во время рабочего процесса было всегда весьма шумно. А сейчас в относительной тишине, конечно это было неожиданно:
— Алло, да! Здорово, Паш!
— Привет, братишка. Может посетишь нас через некоторое время? У Иринки скоро день рождения, мы решили отметиться в ресторане. Как тебе?
— Ух ты! Конечно приеду. А чего в подарок драгоценная твоя хочет?
— А вот тут я к тебе пристать хочу. Она, как говорится, ничего не хочет. Но у меня идейка есть, но дорогая, зараза. Может подсобишь?
— Без проблем, говори.
Ну шубку, так шубку. Конечно, купим. Подошел автобус и Сева запрыгнул в него. Но тут Павел переменил тему и заговорил, словно продолжая разговор, начатый еще утром родителями:
— А ты когда остепенишься? А?
— Паш, ты нарочно что ли? – стараясь говорить приглушенно, Сева даже нагнулся в сторону окна.
— Чего, нарочно?
— Сегодня утром мать с отцом эту тему гоняли, сейчас, вот только с объекта, так там Тимур этот – о том же и еще ты в довесок туда же? Сегодня день особенный что ли?
— Может и особенный, — усмехнулся Павел, — смотри по сторонам, а то счастье прозеваешь.
— Постараюсь. Ладно, встретимся ещё. Адрес потом этого ресторана пришли.
— Заметано, давай.
— Пока.
Сева прислонился виском к стеклу и провожал глазами пробегавшие дома, деревья. Мысли же его опять вернулись к «хороводам». Татьяна была девушка хоть куда. Такие формы, Монро позавидует, но оказалась к несчастью такой недалекой. Все ее помыслы были направлены на готовку, уборку и огород. Происходил сей роман на лоне сельской природы, в деревне Митюнино и фамилия той Татьяны тоже была Митюнина. Попытки навести мосты культурного и более высокого эмоционального сотрудничества оказались нереальны в принципе. Татьяна не хотела, а может и не могла разговаривать на темы о прочитанном или просмотренном. По телевизору смотрела исключительно длиннющие сериалы и ток-шоу, в которых перемывались кости всем и вся. Однажды Сева отважился вывести ее в районный центр, там проходила, невесть откуда взявшаяся выставка современной акварели. Ему казалось, что все-таки данный вид искусства ее заинтересует, однако не случилось прекрасного события. Татьяна, молча и быстро обошла всю выставку, развернулась к Всеволоду и проговорила:
— Ну все. Теперича и поехали, у меня там грибочки соленые. Картошечку наварю. Ты ж проголодался, никак?
Вторая любовь-привязанность приключилась в Тульской области. Людмила была девушкой привлекательной во всех смыслах, но до того занудной и одновременно плаксивой, что Сева тогда долго удивлялся сему факту. Собираясь на мало-мальский променад она могла потратить столько времени на сборы, что Сева чуть не засыпал в кресле, ожидая ее. Наконец, она выбегала из комнаты, вертелась перед ним в каком-то очередном наряде, Сева кивал одобрительно, но Люда тут же задавала вопрос:
— Севочка, Севунчик! Как тебе?
— Хорошо, пойдем.
— Севуничка, тебе не нравится? Ну почему? Такое платье! Я его почти час выбирала, а тебе не нравится, — на глаза ее накатывали слезы, а Сева искренне поражался ее ответам и совершенно невероятным склонениям своего имени.
Автобус подъехал к нужной ему остановке. Так пересадка на трамвай, затем маршрутка и буду дома, облегченно вздохнул он. К родителям не поеду. Опять выслушивать отцовы лозунги о лучшей профессии в мире – строителя-дорожника и наблюдать, как мама будет пытаться остановить его. Нет, лучше дома посижу. Конечно, мамина готовка в тысячу раз лучше, но обойдусь пельменями из магазина.
Стоя на остановке, в ожидании трамвая, его словно на привязи потянуло обратно в прошлое. Третья и четвертая — последняя заинтересованность, были в принципе похожи, словно близняшки. Тамара и Зоя обе были парикмахерами, но жили совершенно в разных областях. Первая дамочка, можно сказать сама заарканила Севу, но поиграв, перекинулась на более перспективного водителя-дальнобойщика. Деяние это было неприятно Севе, но и надо признать, что чувств особо пылких он к ней не испытывал, потому разрыв прошел спокойно, без особых нервов.
А вот Зоя, это да! Девушка вспыльчивая, ревнивая. Сначала она буквально не отпускала его из рук. Даже бегала на строительство, смотрела как он там, без нее. Ревновала к Шуре, которая узнав, об этом, хохотала так заразительно, что Сева и сам рассмеялся вместе с ней:
— Сев, да ты шутишь, что ли? Мне уж сорок, как-никак? Уже дети школу закончили, в институте учатся. Она в своем уме?
— Шура, ну ревнивая очень.
— Ты смотри, а то расцарапает тебе… лицо, ногтищами своими ни за что, ни про что…
Как в воду глядела Шура. Скандал пришелся на противный дождливый ноябрьский день, больше напоминавший вечные сумерки. Прилетев в вагончик, Зоя, кинулась на Севу с потоком ругательств и обвинений. Народ, толпившийся у печки, застыл, как в известной пьесе Гоголя, наблюдая эту сцену. Очередным объектом ревности, оказалось дочь одного из рабочих, которая приехала к нему с каким-то важным то ли поручением, то ли сообщением, в общем – не суть. Дочке стукнуло шестнадцать, но девушка она была красивая и высокая. Потому Зоя и обратила на нее свои неуправляемые эмоции. Лицо расцарапала Севе, до дочки, и то хорошо, не добралась, поскольку была скручена, отмершими коллегами. При этом правда вела себя все еще неадекватно, плевалась и ругалась последними словами.
Да-а-а, подытожил про себя Всеволод, как-то не очень получалось в личной жизни. Может судьба такая? Не найду я ту, неповторимую и единственную. Да и как определить ее?
Вспоминая и размышляя обо всем этом, он уселся в трамвайное кресло и снова уставился в окно.