Зависимые люди Кении и Сейшел
Майкл вернулся раздосадованный — приятеля не оказалось дома, но если я сейчас же дам ему обещанные рупии, он вместе со мной пройдет в одно место, каких-то пару шагов, и цитранелла будет у меня в руках, он покажет, что с ней делать, и мы оба испытаем кайф. Он тяжело дышал мне в ухо, я инстинктивно чувствовал какую-то загадочность его поведения, но ощущение тайны подогревало мой интерес, и я решил не останавливаться. Мы прошли на освещенную круглую веранду соседнего ресторанчика. Спрятав рупии, мой наставник подошел к стойке бара, кого-то кликнул, появилась миловидная мулатка, с которой он долго шептался. Она отрицательно качала головой, похоже — укоряла его, но потом, как видно, сдалась, исчезла в дверном проеме, пару минут спустя вернулась нелюбезно сунула ему свернутый из газеты кулек и больше не появлялась. Майкл подошел ко мне, давая понять, что все в порядке. Попросив заказать еще пару бутылок пива, он с бутылками в одной руке и с пакетиком в другой с таинственным видом повел меня в неосвещаемую часть сада. Мы присели за свободный столик. Чтобы не вызвать подозрения Майкл выпил одну бутылку, потом другую, посмотрел по сторонам, убедился в полной безопасности, развернул кулек и высыпал на бумагу горстку сухих травинок. Их надо было затолкать в сигареты.
— Не боитесь? — Он заглядывал мне в глаза.
Дав сигареты и посоветовав втягивать дым поглубже, он тут же распрощался, опаздывая на встречу со своей девушкой. Мы договорились завтра обменяться впечатлениями. Закурив, я ничего не почувствовал, кроме горечи и еле уловимого лимонного привкуса. Во рту было неприятно.
Утром следующего дня, прогуливаясь по центру островной столицы Виктории, миновав Церковь непорочного зачатия, я завернул на Альберт-стрит и зашел в супермаркет, известный большим выбором экзотических продуктов. Полки ломились от рыбы, креветок, осьминогов, всевозможных соусов и приправ, тропических фруктов, варений, восточных сладостей. И вдруг рядом с банками кофе и коробками чая — глазам своим не верю! — упаковки с надписью «Цитранелла». Открыто, на виду у всех! Я заплатил за упаковку какую-то мелочь и, сгорая от нетерпения, ссыпал на ладонь щепотку зеленоватой массы. Она была точь-в-точь как неудачно выкуренная мною. Я вернулся в магазин и спросил у продавщицы, что за странный товар.
— Отличный чай, месье! Недорогой, с лимонным привкусом, к тому же лечебный: если у вас жар, пропотеете, все пройдет.
— И это можно курить? — с надеждой спрашиваю я.
Продавщица улыбается мне, как дикарю, которого лучше не дразнить.
— Ну что вы, месье. У нас чай пьют…
Меня огорчали не выброшенные на ветер деньги, а то, с какой легкостью я позволил Майклу себя одурачить. Разумеется, я больше не встречал его на пляже Бо Валлон, скорей всего, его угощали пивом уже на других пляжах, но попадись он мне в те дни, я бы оценил его изобретательную игру и вместе с ним посмеялся бы над простофилями вроде меня, которых Сейшелы пьянят до умопомрачения.
Тем не менее встреча с пройдохой Майклом навела меня на мысль отступить от данного себе слова и познакомиться с проблемой наркотиков на островах. Интерес подогрела услышанная в те дни пикантная подробность: борьбой с наркобизнесом и наркоманией здесь руководит очаровательная женщина по имени Сара Рене, любимица островитян, жена президента страны. Я обратился с просьбой о встрече в сейшельский Совет по наркотикам, не питая особых надежд на разговор с первой леди, но рассчитывая получить какую-либо информацию от официальных лиц. Зная темпы передвижения таких бумаг, в ожидании ответа отправляюсь на пристань и сажусь на маленький катер, совершающий регулярные трехчасовые рейсы к острову Праслен, откуда за полчаса можно добраться и до Ла-Дига.
Даже объяснять не надо, почему из ста пятнадцати гористых островов архипелага первым выбираешь Праслен. Конечно же, наслушавшись рассказов о рощах целебного ореха коко де мер (морской кокос), овеянного легендами и преданиями, влекущими на остров толпы любопытствующих. Говорят, в древности сорванные ветрами с пальмы плоды весом до двадцати пяти килограммов течения уносили от острова к юго-западным берегам Индии, где впервые оценили их целительную мощь. Орехи были универсальным противоядием, а главное, фантастически увеличивали мужские достоинства, значительно превосходя настойки женьшеня, препараты из рогов носорога и молодых пятнистых оленей. Европейцы впервые услышали о морских кокосах от Антонио Пигафетты, спутника Ф. Магеллана, летописца его плавания. Двудольные орехи женских деревьев с поразительной точностью воспроизводят интимную часть торса женщины, словно создателю позировали топ-модели доисторических времен. Растущие рядом мужские деревья покачивают могучими фаллосами, это соседство сильно возбуждает чувственность. По легенде, ночами деревья «любят» друг друга, но увидеть их ласки никому не дано — свидетели этого действа погибают. Местные жители уверяют, будто в рощах время от времени по утрам находят трупы людей без каких-либо признаков насильственной смерти. Может быть, эти слухи придумывает и распространяет среди туристов напарник Майкла.
Говорят, в Индии и странах Юго-Восточной Азии современные эпикурейцы даже сегодня готовы заплатить за орех фантастические суммы, но сейшельские власти запретили вывоз плодов. В лавках на Праслене туристам предлагают отполированные копии, по формам не отличимые от подлинника. Я не люблю подделок и в память о чудесном острове в придорожном магазинчике купил бутылку ликера «Кокос любви»; своими формами темного цвета бутылка в точности повторяет чуть уменьшенный коко де мер, а натуральный напиток, по уверению производителей, содержит несколько капель настоящего ореха, растворенных в соке сахарного тростника. Когда в Бишкеке мы с друзьями открыли привезенную с Праслена бутылку и выпили по рюмке, потом по второй, всех ожидало обидное разочарование, а меня еще и упреки старых товарищей —сейшельский сувенир не оправдал завышенных надежд.
С Праслена я доплыл на катере до соседнего гористого острова Ла-Диг минут за тридцать. Почерневшие мокрые доски причала пружинили под ногами. Поднявшись вместе с другими пассажирами на холм, я вслед за ними устроился на популярном здешнем транспорте — в крытой телеге, запряженной двумя волами, которых вел за собой на поводце полуобнаженный молодой сейшелец. На рытвинах телега подскакивала, на мохнатых шеях волов позванивали колокольчики, и вся процессия из пяти-шести телег, движущихся за нами по дороге над морем, вызывала в воображении перекочевку цыганского табора. Погонщики волов и сами волы с достоинством, не спеша пересекали кусок суши длиной пять и шириной три километра, держа путь мимо старых креольских домиков к бухте Сурж д’ Ажан. По пути волы останавливаются у оживленного места. Старик-сейшелец в соломенной шляпе ловким махом раскалывает об острие зажатого между колен металлического лома кокосовые орехи, наваленные кучей рядом с ним. Под навесом другой старик, погоняя вола по кругу, тяжелыми гранитными жерновами прессует освобожденную от скорлупы мякоть кокоса. По деревянным желобам в бочку стекает масло. Масло и стручки растущей на острове ванили можно купить тут же, не отрывая глаз от зрелища. Чай с ванилью, кофе с ванилью, варенья, пирожки, тушеное мясо с ванилью островитяне употребляют не только из нежных чувств к белой пахучей орхидее, но еще из уверенности в тонизирующей силе стручков.
Сейшельские целители («колдуны») используют ваниль и полоски ароматичной коры распространенных на островах коричных деревьев. Я не встречал описаний технологии островного целительства. С «колдунами», или «лесовиками», как их здесь называют, пообщаться тоже не удалось, иностранцев они не очень привечают. Но, по рассказам островитян, моих случайных спутников на Праслене и Ла-Диге, среди части населения, по преимуществу добропорядочных христиан (католиков и протестантов), наблюдается обожествление наделяемых сверхъестественными силами народных лекарей — травников, колдунов, ясновидящих одновременно. Власти давно запретили их деятельность, но вера сейшельцев в черную магию все еще жива, особенно в небольших поселениях, в стороне от туристских маршрутов. Колдуны удовлетворяют неосознанную потребность людей в иррациональном объяснении причин их болезни и способны адаптировать свои способы лечения к этническим и культурным особенностям пациентов. В этом смысле сейшельские кудесники мало чем отличаются от целителей у нас, в Центральной Азии. Разница, может быть, в мотивации их занятия целительством. По моим представлениям, сложившимся в беседах с островитянами, нашим азиатским народным лекарям в большей мере свойственна тяга к философскому или мифологическому осмыслению жизни, тогда как их сейшельские коллеги, не имея устоявшихся давних традиций, руководствуются по преимуществу прагматическими соображениями.
Сколько ни расспрашиваешь жителей Праслена, Ла-Дига, а еще раньше Маэ, никто не припомнит островных растений, обладающих галлюциногенными свойствами, вроде ибоги в Африке, кактуса пейот в Южной Америке, псилоцибиновых грибов, распространенных повсюду в мире. На островах растет множество диких грибов, часть из них на деревьях, но никто не ест их, как китайцы, не использует в качестве наркотиков, как латиноамериканцы, нет даже центра, который бы изучал их. Ни один собеседник, а среди них были сейшельцы, чей род восходит к XVIII веку, к первым поселениям на островах, не мог припомнить, чтобы такие растения использовались в традиционной креольской культуре. Они не утверждали, что их вообще не существует на осколках суши в океане. Но старались доказать, что в аспекте истории и обычаев прибегать к наркотикам нет никаких причин. Природа, что ли, так пьянит, меняет настроение, вызывает фантазии, что нет нужды искусственно подстегивать психику?
Полдня я проведу в Ботаническом саду в Виктории, но и там, в царстве редчайших целебных деревьев, лиан, кустарников (многие больше нигде не встречаются), служащие не сумеют назвать хотя бы одно местное или завезенное галлюциногенное растение. Не только поэтому, но поэтому тоже, сейшельцы отличаются уравновешенной, здоровой психикой, безмятежным характером, способностью довольствоваться малым и при этом чувствовать себя счастливыми. Вернувшись в столицу, от официальных лиц я скоро услышу признание: недавнее появление на Сейшелах первых привозных тяжелых наркотиков (героина) тревожит более всего неизбежной утратой физического и психического здоровья островного этноса.
— Многие сейшельцы не видели в наркотиках серьезной проблемы, имея в виду местные посадки марихуаны, употребляемой в угоду моде молодыми людьми и школьниками. Но с тех пор как в нашем госпитале оказался один тяжелый наркоман, пусть иностранный турист, а затем двух островитян задержали с небольшим количеством героина, мы задумались о тенденции. Индустрия туризма, на которой держится экономика государства, грозит островам быстрой и массовой наркотизацией, — говорит господин Жилли Нажон, директор Совета по наркотикам и алкоголю Республики Сейшельские острова. Его офис в том же парке, где президентский дворец. Когда я вернулся из поездки на острова и нашел в отеле факс с указанием времени и места встречи, мне показалось неслучайным соседство на одной территории главы государства и главы антинаркотической структуры. Это была демонстрация твердой президентской воли остановить тяжелые наркотики на дальних подступах к затерянным в океане островам.
Что за милые люди, эти сейшельцы! Вот сидят они вдоль стены, активисты Совета по наркотикам, среди них учитель, врач, журналист. Желая помочь гостю представить реальную ситуацию, они морщат лбы и потирают виски, мучительно припоминая случаи, которые могли бы объяснить причину тревоги, их охватившей. Один молодой островитянин с Маэ работал матросом на торговом корабле под германским флагом, в портовых городах Европы пристрастился к ЛСД. Все расплывалось у него перед глазами, окружающий мир покачивался, менял цвета и формы; никто не знает, где и каким образом сейшелец «присел» на наркотик, но когда его списали с корабля и высадили на Маэ, он страдал не от потери работы, кормившей его семью, не от расстройства психики, а только от невозможности найти здесь этот наркотик, снять нестерпимые боли по всему телу. Когда его под руки привели к психиатру, он готов был жизнь отдать за полоску пропитанной препаратом папиросной бумаги, чтобы хоть на мгновение вернуть знакомые образы и ощущения. Других похожих происшествий со своими земляками островитяне не помнят, но одного этого было довольно, чтобы взбудоражить восьмидесятитысячное население. Сейшельцы находятся в состоянии, которое народы других стран переживали в шестидесятые — семидесятые годы, когда первые соотечественники-наркоманы приводили в смятение и растерянность институты власти и все общество, почувствовавшее масштабы грядущей беды.
Как ее предотвратить в маленькой стране, куда каждый год свободно приезжают до ста десяти тысяч туристов (из них две трети европейцев, а также азиаты, африканцы, американцы), в их числе наркоманы, прихватывающие с собой все, что, по их понятиям, нужно для полного счастья и от чего не намерены отказываться? Хотя сейшельцы народ довольно гордый, перед богатыми гостями не пасуют, их открытость и готовность находить с приезжими общий язык облегчает туристам-наркоманам праздности ради вовлекать красивых мускулистых полуобнаженных креолов в потребление привезенных с собою сильных наркотиков. Их сбыт в целях коммерции пока замечается едва-едва, но приобщение островитян к наркотическим веществам, им ранее не известным, чревато новыми социальными проблемами.
— От наркотического бума островитян спасет консервативность, — пытаюсь я внести в невеселый разговор оптимистическое начало.
— Консервативность чего? — удивляется господин Нажон.
— Всего: традиций, пристрастий, образа жизни.
Господин Нажон качает головой:
— У моих родителей было семеро детей, в моей семье, в семьях большинства моих ровесников, только один ребенок. Жизнь дорожает, темпы ускоряются, приходится больше работать, меняется образ жизни, а наше внутреннее содержание за переменами не поспевает. Растет напряжение, учащаются стрессовые состояния. Их снимают алкоголем и наркотиками, пока еще легкими, осложняя ситуацию еще больше. Но когда на Маэ недавно конфисковали щепотку героина, это было сигналом бедствия: началось!
Не дожидаясь агрессии наркотиков, сейшельцы открыли в Виктории реабилитационный центр, пока для потребителей алкоголя, марихуаны, гашиша. В основу положили близкую креолам по их характеру и духу миннесотскую модель (программа «Двенадцать шагов»).
Она привлекла активистов Совета по наркотикам своей универсальностью: модель годится для лечения любых видов зависимости, в том числе от азартных игр и даже страдающих обжорством. Мне что-то не попадались на островах явные жертвы переедания, да и откуда им быть, когда в соломенных хижинах под крышей из сухих ветвей веерной пальмы или в домике, приподнятом над влажной землей на четырех каменных опорах, люди едят по большей части приготовленный на пару рис, рыбу, свежие овощи. Первая леди, говорят мне, любит повторять: при всякой зависимости человек должен знать предмет и иметь право сделать выбор.
— Могу ли я поговорить с первой леди?
— К сожалению, госпожа Сара очень занята.
Я знал, что шансов встретиться с первой леди Сейшел почти нет, она ведет огромную работу среди сейшельских женщин, среди молодежи, среди престарелых, и вот еще наркотики, а дома две дочери, и она едва успевает принимать гостей мужа — коронованных особ, и я сказал, уже поднимаясь:
— Коронованных особ госпожа Сара насмотрелась, а шанса говорить с кыргызом у нее до сих пор не было, и она может пожалеть об упущенной возможности.
Собеседники рассмеялись и заговорили по-креольски. Господин Нажон снял телефонную трубку и после короткого разговора стал собираться:
— Первая леди просит нас подождать пару минут в вестибюле дворца.
Мы пересекли парк и по мраморным ступеням поднялись в вестибюль президентского дворца. Над крышей развевался флаг республики — президент Франс Альбер Рене, стало быть, в эти минуты в рабочем кабинете; может быть, рядом с ним Сара. Можно представить, сколько волнений за мужа, за семью, за республику выпадало на долю этой женщины начиная с шестидесятых годов. Рене создавал Объединенную партию народа Сейшельских островов, боролся с претендовавшим на власть, популярным в западном мире сейшельским плейбоем и политиком Джеймсом Мэнчемом, который впоследствии стал президентом и пытался превратить страну и мировое «казино в океане». В 1977 году в стране произошел переворот, и его участники предложили премьер-министру Рене возглавить государство. Молодой президент стал осуществлять план экономических и социальных реформ. Одна за другой предпринимались попытки свергнуть власть, в том числе морскими десантами с берегов Африки и руками прилетавших самолетом под видом спортивной команды вооруженных наемников. Все эти годы Сара была рядом с мужем. Еще не видя первую леди, наслышанный о ней, я преклонялся перед ее самоотверженностью.
Скоро в вестибюле появилась хрупкая женщина в белом костюме, в белых лодочках, застенчивая и смущенная, и не успел я подумать, как скромна и обаятельна секретарь первой леди (или ее референт?), подошедшая к нам женщина протянула каждому руку:
— Сара Рене.
Мы заговорили о предмете нашего общего интереса, и я был приятно удивлен тем, как легко и изящно наша собеседница вплетает проблему наркотиков в историю ее островной родины, которую первыми оценили, стали осваивать европейские пираты и корсары XVII — XVIII веков. Неизвестно, были ли на самом деле зарыты в пещерах их клады, пока обнаружить сокровища не удается, хотя искатели наживы перекапывают огромные площади. Другое наследие морских авантюристов перешло к первым поселенцам, колонистам, рабочим хлопковых и кукурузных плантаций, вошло в богатые дома, в залы губернаторских приемов, стало частью культуры — пристрастие к алкоголю. Я вспомнил разговор с рыбаками на берегу бухты и подумал о том, как близки мировосприятия островитян и первой леди. В мягком климате, почти не меняющемся в разные времена года, при ласкающем тело монотонном теплом солнце спиртные напитки, продукты перегонки фруктовых соков, утоляя жажду, вносили в ленивое однообразие жизни взбадривающее и веселящее начало, пока чрезмерное их употребление не стало вызывать зависимость. Для многих островитян привычка к алкоголю оборачивается болезнями сердца, печени, центральной нервной системы. И если молодой сейшелец прогуливает на работе, если он раздражителен, если на занятиях он с трудом запоминает и плохо соображает, а на пляже проявляет несдерживаемые сексуально-агрессивные импульсы, причиной тому чаще всего алкоголь. Сару Рене особенно волнует появление алкоголя в среде юных островитян — завтрашних хозяев республики.
— Мы стараемся создать детям, всем без исключения, равные возможности для развития своих способностей, учим жить, не гнушаясь никакого труда, уважая работу «чистую» и «грязную», помогая друг другу, как братья и сестры. Эти принципы и алкоголь несовместимы, и я не стану утверждать, будто всегда верх берут принципы, — говорит миссис Сара.
— А наркотики? — спрашиваю я.
— Это как накат долгой приливной волны: тебя несет на прибрежные скалы, ты видишь, чем все кончится, но нет сил грести, да и не знаешь куда…
На Сейшелах почти нет тяжелых наркотиков, их, повторяю, прихватывают с собой иностранные туристы, готовые разделить восторг с первым повстречавшимся креолом, тем более с креольской девушкой — то есть берут для себя, не имея цели сбыта. Хотя коммерческая сторона пока слабо просматривается, ее волны, мы уже знаем, обозначились на горизонте; спрос на наркотики среди местных жителей недостаточен для создания стабильного сейшельского наркорынка, способного соперничать с торговлей копрой, корицей, ванилью. Тем не менее отрасль сама формирует спрос, используя такой мобильный, состоятельный, имеющий обширные связи институт, как элитарный туризм. Во всяком случае, если под видом туристов на Сейшелы попадали заговорщики с боевым оружием в спортивных сумках, наркодельцам не так трудно под ви¬дом, например, инструкторов подводной охоты или очарованных птичьими базарами орнитологов провезти спрятанные в снаряжении амфетамины, галлюциногены, опиаты. Предупреждение о тридцати годах тюрьмы еще никого не заставило выложить перед таможней аэропорта Пуант Ларю мешочки с наркотиками и упасть на колени в раскаянии.
Главная опасность пока не от приезжих, а от самих островитян, самых предприимчивых, взявшихся выращивать в горах, на неизвестных и труднодоступных для полиции склонах марихуану. Она органично вписывается в сейшельскую субкультуру, по преимуществу молодежную, представленную крепким табаком и некрепким алкоголем. Хотя марихуану и гашиш сюда отчасти тоже завозят, разборчивые сейшельцы предпочитают отечественный продукт. По их мнению, сок цветущих верхушек здешних кустов смолистее и дает больший психоактивный эффект. У островитян, курящих марихуану, наблюдаются замедление мыслительной работы и склонность к бредовому восприятию окружающей среды. Под влиянием наркотика возрастают беспорядочные половые связи, а с ними риск заражения неизлечимыми и трудноизлечимыми заболеваниями. Если процесс не остановить, он будет снижать привлекательность островов для туризма, выбивать одну из опор национальной экономики. Беспокойство властей вызывает даже не всплеск употребления молодыми сейшельцами марихуаны, а возможность и, судя по опыту других стран, неизбежность перехода от марихуаны к более сильным наркотикам Общество может столкнуться с социальными проблемами, здесь более острыми, чем в других частях света, уже переживших этот этап.
Перед накатом большой волны Сара Рене и ее команда знают, куда грести.
Они видят приоритетную задачу в предотвращении злоупотребления наркотиками. В первую очередь в молодежной среде, в том числе школьниками, особенно младшими. Если удастся сызмальства научить детей не поддаваться искушениям, у их поколения не будет проблем. Но как вложить в незрелые головенки простую мысль, которая с трудом дается людям много старше, даже их родителям, о зависимости их судьбы, того, как она сложится, от меры их ответственности за собственное здоровье? Пусть им доступны все радости жизни, в том числе хмельная, веселящая, легкая радость застолья в кругу друзей. Но кто сумеет убедить хотя бы собственного ребенка в том, что эти маленькие радости, если они на самом деле поднимают тонус, не могут, не должны становиться смыслом какого бы то ни было события, тем более смыслом отпущенной человеку и, в общем-то, короткой жизни?
Сейшельцы совместили два пути.
Прежде всего стали учить родителей, объясняя им, как в них, особенно в них, дети ищут пример для подражания и как нужно быть осторожным в поступках, словах, даже в интонациях, чтобы укрепить в душе ребенка способность сопротивляться внешнему давлению, пусть со стороны сверстников, пусть даже лидера группы, когда они прямо или косвенно играют на чувствах подростка, всегда желающего казаться старше.
Одновременно в школах ввели уроки по изучению наркотиков и последствий от их применения. Пусть еще не хватает подготовленных учителей, достаточно хорошо владеющих медицинским и социальным аспектами злоупотребления наркотическими веществами, но вокруг команды Сары Рене уже сплотились врачи, журналисты, педагоги, полицейские, изучавшие проблему в других странах. Они ведут занятия с разными возрастными группами, в том числе с самыми младшими, не избегая трудных вопросов, не вселяя в детские души ужасы и страхи, но с мелом у доски давая знания о головном мозге и механизмах воздействия наркотиков, выбирая точные слова, как если бы это была математика.
— Кто ваши единомышленники? — спросил я Сару Рене.
— О, их много! Но первым я бы назвала политика, который одержим идеей объединения народов в борьбе с незаконным распространением наркотиков — И, не дожидаясь вопроса, улыбнулась:
— Вы угадали!.. Наш президент Франс Альбер Рене.
Покидая президентский дворец, прощаясь с очаровательной хозяйкой, я думал о том, что в мире не так много стран, куда еще не хлынул девятый вал наркотизации и где профилактика еще может предотвратить беду спасти положение. Но даже там, где время упущено и на первый план уже вышла яростная борьба, в размышлениях о том, как обезопасить, пока не поздно, хотя бы детей и подростков, не лишне присмотреться к тропическим островам в Индийском океане.