Австралия: «наркотизация вспять»

Можно взглянуть на ситуацию иначе, и тогда обнаружится, как расплывчато видят сторонники другой концепции (снижения вреда) последствия от узаконенного массового использования наркотических средств. Терпимое отношение к некоторым из них невозможно представить в обществе, считающем себя цивилизованным. В этом противостоянии скорее права третья сторона, настаивающая на гибких подходах. Там, где пока не под силу гарантировать окончательное излечение наркозависимости и средств на это не хватает, очень может быть, что именно стратегия снижения вреда в большей мере отвечала бы интересам больных и общества. Уж если невозможно вылечить и ничего не выходит с запретом, не лучше ли добиваться, чтобы ущерб от наркотиков был наименьший для больного и для всех нас, чтобы человек не корчился в муках абстинентного синдрома, не участвовал в грабежах, не сходил с ума, а по мере сил вел привычный образ жизни, занимаясь умственным или физическим трудом.

Пишу, а перед глазами мой пациент, тридцатипятилетний русский эмигрант в Майами, совладелец фирмы по продаже подержанных автомобилей. Подростком в московской школе он покуривал марихуану, в Америке пристрастился к опиатам, принятым в кругу средних бизнесменов, выходцев из разных стран, с которыми он поддерживал деловые отношения. Много раз давал жене и себе слово бросить колоться, не сомневаясь в своей способности остановиться в любой момент, стоит только захотеть, но нарастающая потребность в кайфе заставляла постоянно увеличивать дозу. Он опустился, дела на фирме пошли вкривь и вкось, партнеры перестали иметь с ним дела. Вконец измученная жена ушла жить к родственникам. По совету друзей он лежал в лучших клиниках, в том числе применяющих заместительную терапию. Ему назначали медицинские наркотики в надежде оторвать от неконтролируемого потребления запретных препаратов и ослабить остроту возникших у него социальных проблем.

Он вроде бы функционировал, продолжал работу на фирме. Заместительная терапия как способ снижения вреда, помогая держаться и быть в своем кругу, не могла вылечить. Физическая зависимость ослабла, но психическая продолжала существовать; когда «поехала крыша» и в бреду стали являться двуногие мохнатые чудовища, царапали ногтями лицо, в минуту прояснения возникало острое желание покончить с собой, прекратить кошмар навсегда. Друг детства, вслед за которым он когда-то эмигрировал, почти насильно привез его к медикам Бишкека, подальше от обычного окружения. Я не знаю, как сложится его жизнь после курса лечения и отдыха на Иссык-Куле, надолго ли хватит воздержания, когда он вернется к своим американским делам. Но вот в чем нет у меня сомнения: заместительная терапия неспособна заместить больному лечение и социальную реабилитацию. Если же кто-то все же верует в модели снижения вреда, в их исцеляющую силу, помоги им Бог!

Политика снижения вреда — сердцевина принятой в штате Виктория стратегии под названием «Наркотизация вспять» («Отлив»). Начало работы над ней относят к марту 1996 года. Консультационный комитет по наркотикам при премьер-министре штата во главе с профессором Дэвидом Пенингтоном представил откровенный отчет о наркоситуации, многих повергший в отчаяние. Австралийцы тратят в год на наркотики больше, чем на сигареты и табак. Жители штата, едва ли не самого богатого в стране, вдруг услышали о себе истории, которые могли происходить, как они думали, с кем угодно в нашем страшном мире, только не с ними и не с их соседями. Они представить не могли, что странности в поведении их детей, которые они объясняли себе переходным возрастом, на самом деле вызваны употреблением внутривенных и синтетических наркотиков. Им открылось возможное скорое будущее во всей наркотической неотвратимости — от деградирующего образа жизни до высокого риска заражения ВИЧ-инфекцией, гепатитом, до смерти от передозировки. Некоторые впервые связали в сознании грабеж их квартиры или разбойное нападение, ими пережитое, с потребностью зависимых, по-своему страдающих людей в наркотиках. С их страхом остаться при абстиненции без наркотиков.

Хотя штат не относится к числу районов мира с наихудшей наркоситуацией, очевидными стали невероятные трудности приостановить опасное развитие событий. Власти приняли жесткие законы по контролю нелегального завоза в страну запрещенных веществ, но их поток растет и с ним растет потребление. Это повергло в шок законопослушных австралийцев. До них с трудом доходил смысл происходящего: власти приняли строгие меры, даже беспрецедентные, но находятся люди, продолжающие вопреки всему принимать наркотики или приступающие к этому. Стало быть, в обществе есть и будут потребители запрещенных веществ, которых никакие законы остановить не могут. Социальное зло приносит не только наркомания, но множество личных и экономических факторов. В этой реальности достижимой может стать только одна общественная цель — снижать для граждан и страны неизбежный ущерб .

Но как это сделать?

Викторианские власти указали на два параллельных пути: уменьшать потребности в наркотиках и контролировать наркоманию как проблему более всего медицинскую, не упрощая ее и не сводя только к объекту уголовного преследования. Все это, а также просвещение населения, профилактику, лечение и реабилитацию предстояло заложить в новую стратегию. Ее обсуждали всем штатом.

Учителей обеспокоила дополнительная нагрузка на школьников, с трудом выдерживающих напряженность учебных программ. Политикам легко предлагать, но как учительству втиснуть наркопросвещение в перегруженные расписания уроков?

Для австралийской полиции переход от понятных, обычно практикуемых силовых действий к неопробованным пока, требующим другого склада ума профилактическим решениям в целях снижения вреда был сопряжен с пересмотром всей ее прошлой философии.

Сотрудники тюрем задавались вопросом, как поступать с осужденными на короткие сроки, когда невозможно завершить или даже начать их нарколечение. Но если с ними ничего не делать, не возникнет ли у них ощущение обделенности, не подорвут ли они доверие к медицинским программам у осужденных на более длительный срок?

В Австралии не было недостатка в умных, просвещенных, весьма либеральных сотрудниках. Это городская интеллигенция, профессура, учительство, медики, клерки местных органов власти и, конечно, юристы. Большую прослойку составляли недавние иммигранты. Для них общественные споры — желанная стихия для самовыражения и демонстрации готовности оказаться полезным, даже необходимым приютившей их стране. В отличие от других предметов дискуссий, часто отвлеченных, иногда пустяковых, наркотическая угроза уже вторглась во многие дома, в том числе известные. Страна не раз отваживалась на решения, Европе не всегда понятные. Радикалам здесь отвечают: не будем торопиться, страна как человек — чем мудрее, тем терпеливее.

Что привлекает в австралийском подходе?

Прежде всего, ориентация на максимальную конкретность. Если правительство решило направить основные силы на снижение спроса, улучшение методов лечения и реабилитации там, где это возможно, а также на концентрацию усилий правовых структур на обуздании наркоторговли, то логичны предлагаемые методы:

— широкое распространение свежей и точной информации;

— образование, направленное на то, чтобы в сфере наркотизации люди были способны принимать правильные решения;

— разработка гибких методов лечения, учитывающих несхожесть людей, и необходимость подходов, рассчитанных на индивидуальность каждого;

— укрепление связей между наркозависимыми больными и готовыми поддержать их близкими родственниками и друзьями;

— разработка стандартов рекламы, дабы внедрить в общество, особенно в молодежную среду, мысль о том, что принимать наркотики — не модно;

— определение группы риска в среде юных и взрослых правонарушителей, их лечение в местах лишения свободы и на воле;

— пропаганда, обучение профессии, помощь людям из группы риска в подыскании работы и социальной адаптации.

Идеи сами по себе просты и мало чем отличаются от вошедших в обиход в странах Европы. Но европейцы склонны порассуждать, например, о том, не является ли запрет на потребление наркотиков ущемлением прав человека, не пришло ли время легализовать иные вещества и т. д. Австралийцы, мы видим, свели идеи в программу и взялись, не привлекая к себе внимания, пунктуально ее реализовывать.

Быть в Австралии и не добраться до Новой Зеландии мне казалось невозможным; страна по здешним меркам почти рядом, но попытки получить визу оказались безуспешными. Из Сиднея новозеландское консульство уведомило, что въезд в страну не может быть разрешен раньше, чем через неделю после подачи заявления. Я не мог ждать неделю, мельбурнские друзья пытались помочь, упросить соседей-дипломатов, но склонить их к неуважению закона не удалось.

Судьба в какой-то мере утешила меня встречей с Тревором Грайсом, новозеландским психотерапевтом и публицистом. На конференции в Варбуртоне распространялись издания разных антинаркотических организаций и религиозных центров. Очередь же была только к столу, за которым раздавал и подписывал книги человек, похожий на Санта-Клауса, но в очках и без колпака. «Для подростков о наркотиках не написано ничего серьезнее и смешнее!» — говорили люди о книге Тома Скотта и Тревора Грайса «Великая кража мозгов» . Она стала бестселлером в Новой Зеландии, Австралии, Соединенных Штатах, Великобритании. Книгу подписывал Тревор Грайс. Мне ничего не оставалось, как стать в очередь; мы познакомились и нашли время для встреч.

Теперь я думаю, напиши Тревор Грайс историю своей необыкновенной жизни, она бы нашла не меньше читателей. Он из большой новозеландской семьи (девять детей), ему было четыре года, когда погиб отец. Подростку не смогли дать хорошее образование, он пристрастился к алкоголю, много пил, пока по чистой случайности не попал на корабле в Антарктиду. Двадцать пять лет работал с американскими экспедициями во льдах. Потом поход на Северный полюс, увлечение медициной, особенно нейрологией. Первая жена умерла от рака, оставив ему пятерых детей.

Вторая жена была его моложе, но не могла иметь детей. А ему хотелось их много! Услышав о бедственном положении детей-сирот в России, особенно больных, почти безнадежных детей, они с женой летят в Санкт-Петербург и берут из приюта трехлетнего мальчика и четырехлетнюю девочку. «Девочка была так голодна, что в тот день, когда мы были в приюте, она утащила из чужой сумки яблоко, стала торопливо есть, озираясь, как маленький зверек, боясь, как бы ее не лишили добычи. Мы были потрясены…»

В Новой Зеландии Грайсы выходили детей.

Он показал мне фотографии девочки и мальчика. Они оказались умными и одаренными детьми. Девочка занимается на фортепиано, мальчик — на виолончели, на школьных концертах вместе играют Верди. Хотя в семье говорят по-английски, детей учат и русскому. «Я молю Бога, чтобы он дал мне силы дожить до их совершеннолетия. Хочу, чтобы они увидели свою родину, я их повезу в Россию, потом пусть сами решат, где хотят жить».

Исследовательский интерес к наркотикам пришел к Тревору через страх за своих детей. Он участвовал в разработке специальных школьных программ по изучению работы мозга и основных систем — сердечно-сосудистой, пищеварения, иммунной; что происходит с ними, когда в организм попадает алкоголь или наркотик. Подростки вступают в период полового созревания, они переполнены гормонами, их организм всасывает наркотики в пять-шесть раз быстрее, чем организм взрослого человека. К тому же у них еще недостаточно сформирована метаболическая система, способствующая распаду наркотических веществ. Дети должны представлять, что им грозит. «Моя миссия, да благословит меня Бог на ее осуществление, — донести до детей и подростков эти знания и убедить их воздержаться от каких-либо решений на этот счет, пока, по крайней мере, не пройдет период полового созревания».

В Новой Зеландии проблема отягощена социальной ситуацией: часто происходят распады семей. В стране две трети детей аборигенов и половина детей белого населения имеют только одного родителя, в большинстве мать. Но дети нуждаются в обоих. Девочкам особенно нужны отцы, мальчикам — матери, а когда гармонии нет, дети чувствуют себя потерянными. Часто от неустройства они прибегают к запретным веществам, которые понижают их психику и интеллект. Это явление он часто замечает в эмигрантской среде, где подростки, не нашедшие пока друзей, особенно чувствительны к настроению к ним улицы и податливее других на соблазны, которые во дворах предлагают им старшие товарищи. Юные островитяне отбирают кошельки у старух, участвуют в квартирных кражах, угоняют автомобили; чтобы раздобыть денег на дозу, идут на все. Во многих семьях люди живут с чувством вины и подавленности, погрязли в скандалах, да¬ют выход отчаянию в жестокостях, насилии, сексуальной распущенности. Это ведет к физической и умственной деградации членов семьи; от них отворачиваются родственники и знакомые, они попадают в изоляцию от общества. Очень высок уровень детских самоубийств. Суицидные попытки чаще наблюдает у потребителей марихуаны, героина, кокаина, ЛСД.

Выступая перед молодежью, Тревор не устает повторять: «Вы эмигрировали в нашу страну, она приняла вас, но это предполагает, что вы будете чувствовать свою ответственность. Мы создаем общество с разными расами, культурами, религиями, но с равным чувством ответственности».

— Знаете, я просто болею, наблюдая, как в нашем полушарии почти безнаказанно действует наркомафия, закупает лучшие земли и недвижимость на тропических островах. Ее никогда не остановит мысль о детях, хотя бы собственных. Мне хочется кричать на каждом углу: «Не думайте, что беда обрушится только на чужих детей, — она уже подбирается к вашим!»

К Тревору привозят детей из состоятельных семей, в том числе связанных с наркобизнесом, — малолетних наркоманов, часто с высоким уровнем потребления марихуаны, героина, стероидов, летучих препаратов, инъекционных веществ. Для их родителей наркотики могут быть средством обогащения, укрепления власти, получения удовольствий, как они это понимают, но для юных островитян — это причастность к бунту сверстников-тинейджеров, отрицающих устои, которыми живет истеблишмент.

В одну из встреч Тревор сказал:

— Мне неинтересно, что думают палестинцы об израильтянах, амери¬канцы о русских, русские о чеченцах и тому подобное. Когда я стоял на Южном полюсе, а потом на Северном, я думал о том, как тонко сбалансирована и хрупка мировая экосистема и как народы, независимо от их истории, веры, традиций, зависят друг от друга. Наши дети еще больше ощутят малость пространства и необходимость в целях выживания исповедовать близкие моральные ценности. К этому детей надо готовить сегодня. Я бы хотел, например, чтобы сто тысяч русских или кыргызских детей пожили в новозеландских семьях, а сто тысяч новозеландских — в русских или кыргызских. У детей должны быть равные шансы унаследовать здоровье, образование, культуру. Когда я слышу, как где-то дети бродяжничают, пусть на другом краю земли, я не могу быть спокойным за моих семерых.

Слушая Тревора Грайса, я думал: может быть, мне когда-нибудь повезет, я попаду на его обетованный остров и буду внимать его лекциям, молва о которых достигла Австралии . Еще недавно мне казалось, что если на земном шаре существует твердь, населенная здоровыми, уравновешенными, никуда не спешащими и умиротворенными людьми, то Новая Зеландия. Я представлял, как в телерекламах новозеландского сливочного масла, — высокое синее небо с перистыми облаками, до горизонта сочные зеленые луга, тучные стада коров и отары мериносов с ниспадающей шелковистой шерстью. Жизнь прекрасна и полна очарования… Какие наркотики?! Откуда им взяться?

Рассказы Тревора Грайса снова лишали надежды.