Галлюцинации на каналах Амстердама

В полуподвальном ресторанчике на канале Кейзерсграхт моим соседом по столу оказался человек лет сорока, артистичной наружности, с носом Буратино и пестрым платком на тонкой шее. Он уже доедал картофельное пюре с горчичным соусом и допивал «Амстел», когда мы разговорились. Хенк, в прошлом барабанщик маленького оркестра, героинист с пятнадцатилетним стажем, восемь лет назад отказался от наркотиков. Это случилось, когда младший брат, которому он заменял отца и с которым кололись из одного шприца, на его глазах в состоянии сильнейшего опьянения выбросился из окна электрички на полном ходу. «Я был такой же и ничего не сделал, чтобы его удержать». Теперь Хенк работает в проекте «Национальная схема поддержки потребителей наркотиков». Эта общественная организация объединяет бездомных наркоманов, помогая им отстаивать свои права, находить работу и крышу над головой. Он прогуливается вдоль каналов, кружит в людных местах, острым орлиным глазом высматривает наркоманов и заводит знакомства. Человек по натуре общительный, он убеждает незнакомцев для начала сойтись в группу с единственной целью — следить за справедливым распределением метадона и четкой работой пунктов по обмену шприцев.

Время от времени Хенк сводит вместе своих новых приятелей и полицейских местного участка. Они собираются в помещении полиции как равноправные партнеры по переговорам о том, как обеим сторонам, не причиняя себе и другим неудобств, строить отношения. Наркоманы перестали бояться произвола полиции, а полиция получила гарантии большей безопасности населения района. И хотя конфликты иногда возникают, теперь они не приводят к взаимной враждебности, а преодолеваются на совместных встречах, ставших регулярными. Полицейский участок временами дает наркоманам работу — например, покрасить в гараже стены или подмести тротуар, а наркоманы обязуются принимать наркотики только в вечерние часы перед отходом ко сну. Даже маленькая самодисциплина — первый шаг к тому, чтобы наркоманы начинали жить по режиму. Без этого невозможно вернуться в отвергнутое наркоманом и забывшее о нем общество.

Тем, кто всерьез желает нормальной жизни, «Национальная схема…» помогает найти пристанище, на первых порах временное. Стоит клиенту обнаружить способность жить самостоятельно, трудом обеспечивать себя, выполнять свои обещания, и если по всему будет видно, что его существование становится осмысленным и появляются первые зачатки самоуважения, участники проекта берутся решать задачу ступенью выше. В сотрудничестве с другими социальными институтами (центрами занятости, службами обучения профессиям и т.д.), при поддержке местных властей, способных оплатить предварительные затраты, клиенту помогают выбраться из опутавших его долгов, получить работу, которая ему нравится, подыскать место, где можно проводить досуг, который ему по душе. Это также может быть гарантией, пусть на первых порах небольшой, постепенного возвращения бедолаги в общество.

Никто не требует, чтобы человек сразу и полностью отказался от наркотиков. Пусть пока принимает, проект поможет ему делать это в условиях, безопасных для него и для других. Но пройдет время, замкнутый человек, никого не впускающий в свою жизнь и душу, находит людей, которым решится довериться, у него спадает напряжение, и только тогда с ним можно начинать разговоры о его болезни. Хенк, когда я слушал его, поражал полнейшим несовпадением его легкомысленного облика с серьезностью наблюдений.

— Видите ли, взгляд на наркомана, как на человека скорее с возможностями, чем с ограничениями, требует совершенно другой работы нашего мозга, — говорит Хенк, допивая пиво и возвращая бокал на картонную подставу с эмблемой «Амстел». Он не имел ничего против предложения продолжить разговор, признавшись, что врачей-наркологов он повидал немало, но пить с ними пиво не приходилось.

— Вы никогда не наблюдали, какой праздник у людей, когда из их дома выселили наконец наркомана? Они радуются спокойствию, о котором мечтали, благодарят полицию, которая не оставила без внимания их звонки. Теперь никто не оскорбит своим видом их благопристойность. Слепцы, они закрывают глаза на последствия. Наркоман выброшен на улицу, его проблемы обострились. До сих пор он угрозы обществу не представлял. Теперь бродяга опасен. Хорошо, если на его пути встретится человек вроде меня или работник подобного проекта, чаще даже у меня с таким трудно завязывается разговор. Он будет рыскать по городу, как голодный волк в осеннем лесу, готовый любому вцепиться в горло. Мы перестали в них замечать что-либо, кроме исколотых вен. Мы их сделали волками!

— Но как быть жильцам того дома, Хенк? У них разве нет права на покой, на удобства, на чистоту в подъезде?

Хенк уставился в пепельницу, как будто только сейчас разглядел на ней эмблему любимого пива.

— Союз наркоманов в Роттердаме собрал уличных наркоманов, жителей квартала, владельцев кафе и ресторанов, полицейских. Они вместе обсуждали, как сохранять на улице порядок, не ущемляя ничьих прав. Я не знаю, все ли проблемы им удалось решить, но когда каждого слушают и можно задавать друг другу вопросы, это меняет характер отношений.

Там создали организацию «Сделаем свой город чистым». Наркоманам предложили оплачиваемую работу, один день в неделю, по уборке улиц и в мастерских скобяных изделий; их даже попросили выполнить работу для полиции — провести перепись таких же, как они, наркоманов на местном рынке. Оказывается, наркоманы могут закатывать рукава не только для того, чтобы колоться!

Уже после встречи с Хенком, в разговорах с сотрудниками министерства юстиции в Гааге я начну понимать особенность голландского подхода. Здесь хотят выйти за круг традиционных представлений о том, как поступать с наркоманами. Социальная интеграция не сводится к тому, чтобы сначала вылечить людей, а потом возвращать их в общество свободными от физической и психической зависимости. Голландцы уважают права любых меньшинств, в том числе гражданские права тех, кто употребляет наркотики и не собирается с ними расставаться. Стало быть, социальная реабилитация и интеграция не обязательно должны следовать за лечением, но могут проводиться одновременно с ним, даже опережать. Улучшение условий жизни наркоманов, вовлечение их в посильный для них труд без предварительных условий бросить наркотики не обязательно толкают наркоманов к злоупотреблению вниманием к ним, но часто предотвращают их дальнейшее падение.

Идея приобщения пациента к социальным навыкам без непременной крутой ломки привычного образа жизни, с учетом его индивидуальности, овладела национальной общественной психиатрией со времен Второй мировой войны, когда страна столкнулась с контуженными солдатами и офицерами, с людьми, страдающими от психологических проблем. Тогда возникли первые терапевтические коммуны как форма социальной интеграции сограждан, чей умственный настрой, психический склад, жизненные устремления отличаются от общепринятых .

Поначалу меня шокировали откровения голландских коллег, допускающих, что их пациенты еще долго будут употреблять наркотики, но даже при этом надо помогать им вести самостоятельную и успешную жизнь. Как же так? — все протестовало но мне. Выходит, медики смирились, признали свое бессилие? Но, остыв, я нашел в их действиях и логику, и доброту, и мудрость. В самом деле, что может общество, кроме как усилить репрессии? Но весь наш исторический опыт предостерегает: насильственный путь — путь к обратному результату. Если пациент остановился на одном виде наркотиков, прекратил увеличивать дозу и при этом работает, часто успешно, — разве это не говорит о его потенциале, на который трезвомыслящие медики могли бы опираться, укрепляя в нем веру в себя, помогая поднимать планку выше?

— Хенк, — спросил я, — как вы думаете, почему обществу так трудно избавиться от наркомании?

— Потому что всех интересует, как вылечить от зависимости, тогда как главное — дать людям работу… Ну что, еще по паре пива?

Мы не смотрим на подозрительного человека, как на преступника, только потому, что он употребляет наркотики. Его задержат лишь в том случае, если заподозрят в совершении преступления или нарушении общественного порядка. Если же человек где-то в помещении принимает наркотики, нас это не касается, — слышишь в полиции Амстердама.

Двадцать два года назад инспектор Хан Блаумхоф и его группа прочесывали район «Красных фонарей», вылавливая уличных торговцев наркотиками. Тогда это были по большей части выходцы из африканских стран и немцы; молодые немцы скупали здесь героин, смешивали с похожими субстанциями и везли к себе на родину продавать. Сами они употребляли чистый сильный героин; полицейские не раз находили на улицах трупы молодых немцев, умерших от передозировки. В кругу торговцев инспектор встретил голландскую девушку лет девятнадцати, хроническую героиновую наркоманку, опустившуюся, больную, никому не нужную. Смыслом ее жизни было раздобыть наркотик, другое ее не интересовало. Инспектор увез ее в полицейский участок, там услышал горестную историю ее жизни, и ему стало жаль несчастную. Он помог ей найти жилище, вместе с ней обсуждал ее проблемы, мягко подсказывая, как справляться с беспокойством, не прибегая к наркотикам. Повел к врачам и не выпускал из поля зрения, пока она не пошла на поправку. Со временем он почти забыл о ней — мало ли встреч бывает у полицейских.

Два десятка лет спустя он встречает на набережной канала элегантную даму с двумя детьми и узнает в ней ту девушку. «Кажется, я вас когда-то видел!» — сказал он ей. Дама прищурила глаза и, к изумлению прохожих, бросилась на шею: «Мой спаситель! Мой отец!» После их давней встречи, потом говорила она, ей удалось бросить наркотики. Она поправила здоровье, удачно вышла замуж.

По наблюдениям инспектора, среди потребителей наркотиков-голландцев довольно высок процент женщин. Одна и та же доза наркотика на женщину влияет сильнее, чем на мужчину, из-за особенностей ее организма, содержащего больше жиров и меньше воды: обезвоженное тело усиливает концентрацию наркотиков и их воздействие. Кроме этого, женщине проще доставать деньги — она может, в крайнем случае, легально заниматься проституцией, а мужчина вынужден идти на преступления, быть под угрозой уголовного наказания. По этой причине полиции чаще приходится арестовывать мужчин, хотя женщин-наркоманок в стране больше.

— Если бы мы наказывали тех, кто употребляет наркотики, наши суды не могли бы заниматься другими делами, а конкретным людям это вряд ли бы помогло, — говорит инспектор.

Запомним: голландская полиция может арестовать потребителя наркотиков только в том случае, когда он нарушает общественный порядок. Но если человек никому не мешает — нет и проблемы наркомании. Этот подход не устраивает инспектора Хана Блаумхофа. Он видит на улицах торговлю наркотиками, группы молодых людей, в которых без труда замечает испытывающих «приход», он встречает их на вокзалах, автобусных остановках, в метро, от них шарахаются прохожие, они постоянно создают тревожные ситуации — почему не убирать их с улиц, не проводить детоксикацию, пусть даже против их воли?

— Как вы смотрите на то, что марихуана доступна? — спрашиваю я.

— Мне бы не хотелось, чтобы мои дети употребляли какие-либо наркотики, — отвечает инспектор. — Но я смотрю на проблему как полицейский. Торговля легкими наркотиками, как и тяжелыми, у нас наказуема, но их употребление не является нарушением закона. Не удивляйтесь, но даже молодые полицейские, многие из них, придя домой, закуривают марихуану, чтобы расслабиться и освободиться от беспокойств. Одна выкуренная сигарета четыре-пять дней поддерживает ровное состояние духа.

Так говорит полицейский инспектор.

Человек, в этой стране случайный, допустит ошибку, принимая голландскую терпеливость и выдержку за попустительство. Голландцы со школьных лет слышат о природе наркотиков, о наркоманиях, их связи с насилием. Но никакая ситуация не заставит их испуганно округлить глаза. Они это все проходили. О зависимости говорят с пониманием. Если потребление героина здесь стабилизировалось, а зависимых от кокаина становится все больше, голландцы не торопятся с выводами, а присматриваются к ситуации в целом, пытаясь распознать, что идет от тенденции, присущей другим странам, то есть свойственной времени, а что — от собственного недогляда. К последнему инспектор относит участившиеся случаи одновременного употребления смеси героина и кокаина и возрастающий интерес к амфетаминам.

Голландское законодательство, на самом деле, совсем не либерально. Хранение наркотиков, пусть для личного потребления, влечет за собой тюремное заключение сроком от года до четырех лет и (или) штраф от двадцати пяти до ста тысяч гульденов. А экспорт и импорт наркотиков, их производство, перевозка внутри страны, продажа и даже только намерения совершить какое-либо из этих действий наказываются лишением свободы от четырех до шестнадцати лет и (или) штрафом до миллиона гульденов. Если контрабандой наркотиков занимается преступная организация, ее участников ждут двадцать два года тюрьмы.

Никакие наркотики в стране не легализованы. Преследуется их экспорт и импорт, продажа на внутренних рынках, производство, обладание в объемах сверх допустимых (до пяти граммов сильных наркотиков и до тридцати граммов — слабых). Политики и законодатели по-разному оценивают ситуации, в зависимости от того, подразумеваются ли сильные наркотики или слабые.

Голландцы уверены в праве поклонников марихуаны и гашиша, менее других опасных для здоровья людей и общества, рассчитывать на снисходительный подход, учитывающий минимальный вред от их употребления, к тому же, по их мнению, окончательно не доказанного. Но легализация любого наркотика не предусмотрена ни в краткосрочных, ни в долговременных правительственных программах. Если бы это случилось, если бы Нидерланды оказались единственными в мире, отважившимися на такой шаг, размах торговли ими не стал бы меньше, но неизбежное при этом снижение цен привело бы к взрыву мирового наркотуризма. Страну скоро стали бы чураться все некоррумпированные цивилизованные правительства и народы. Мужественно признавая свое бессилие и невозможность справиться с наркоманией, равно как с табаком и алкоголем, голландцы определили достижимую и для всех понятную цель — исходить из общественной целесообразности .

Если полиция задерживает человека при попытке приобрести сильные наркотики, а потом обнаруживается его хроническая зависимость от них, все подобные вещества, при нем найденные, будут конфискованы, а его самого (если он не рецидивист) никто не поспешит предать суду; полицейский участок свяжется с органами юстиции и здравоохранения, и они вместе решат, как помочь ему поправить здоровье и, возможно, разрешить его бытовые и социальные проблемы. Когда в состоянии наркотического опьянения человек совершит уголовно наказуемое действие, ему дадут выбор между отбыванием срока заключения в тюрьме и добровольным лечением. На время лечения суд может временно или окончательно отложить исполнение наказания. Но если правонарушитель не выполнил предписаний медиков, он получит определенный судом срок.

— Мы убедились: для человека, которому грозит тюрьма, замена на лечение чаще всего бывает хорошим стимулом, облегчающим его доверие к врачам, укрепляющим волю к выздоровлению,— говорит инспектор.

Российские законы, как и американские, предусматривающие наказание за приобретение или хранение наркотиков даже без цели сбыта, в целом строже голландских и оправданны, помимо прочего, отличиями темперамента потребителей. Бедолага где-то под Роттердамом в состоянии острой интоксикации может броситься на соседа с кулаками. Его американский ровесник в Вест-Сайде и российский под Рязанью в таком же возбуждении схватятся за топоры.

По словам разработчиков голландской стратегии борьбы с наркоманией, правительство не собирается распространять где-либо собственную политику. Она слишком зависима от экономического, психологического, эмоционального состояния общества. Как сказал мне полицейский инспектор Хан Блаумхоф, «мы никому не навязываем нашу политику, а можем только объяснить, что мы делаем в своей стране — и почему».