Картели Колумбии: до и после Пабло Эскабаро
Разговор с наркоторговкой Патрисией — «Дно» в квартале Капуччино — Пациенты сеньоры Марии Изабель — Лечебная сауна: опыт «Прометея» и опыт МЦН — Басука, наркотик Южной Америки — Обыск в порту Картахены — Полковник Нуньес Нуньес: «Мы боимся, что теряем время» — О русской подлодке говорят, но ее никто не видел — Калийский картель и «солнцевская группировка» — У могилы Пабло Эскобара
От стен старинного монастыря Монсеррат открывается панорама колумбийской столицы с высотными зданиями, взметнувшими стекло и алюминий в небеса, над оставшимися внизу красными черепичными крышами. Город утопает в цветах, напоминая, что ты в стране, слывущей самым крупным в мире экспортером цветов. Их видишь в Москве, на всех станциях метро; зафрахтованные лайнеры с колумбийскими розами и каллами приземляются в российских городах. Теперь стоишь над шумной, красивой Боготой, среди смуглых добрых колумбийцев и думаешь, не по ошибке ли у этого города криминальная репутация кокаиновой столицы, не по недоразумению ли во всех международных аэропортах к пассажирам с колумбийским паспортом, ко многим из них, таможенные чиновники проявляют повышенный и неделикатный интерес, приводят обученных собак обнюхивать их чемоданы. Это тем более несправедливо, что большинство колумбийцев наркотики в глаза видели.
Богота — полностью Санта-Фе-де Богота — один из самых неожиданных городов Южного полушария, у западного склона Восточных Кордильер. Не перечесть монументов, выдающих пристрастие семи миллионов колумбийцев к своей истории начиная с 1538 года, когда испанский конкистадор Гонсало Хименес де Кассада добрался до центра древней цивилизации индейского племени чибча и заложил поселение, которому было суждено почти три века спустя, после освобождения города Симоном Боливаром от испанцев, стать столицей республики Великая Колумбия. Сегодня в названии страны нет эпитета «великая», но печать бесспорного величия лежит на окружающих столицу горах, на стреловидных улицах и широких площадях с прекрасными зданиями президентского дворца, муниципального дворца, Капитолия, Центрального университета, Национальной консерватории, Национальной библиотеки, Музея колониального искусства.
— В Музее золота ты должен побывать, — настаивали колумбийцы, которых я разыскал по рекомендации московских друзей. — Там многое поймешь!
— Будь я туристом, занимайся я драгоценными металлами, интересуйся я специально историей колумбийской культуры, обязательно начал бы с музея, но мой интерес в другой области! — пытался я сопротивляться.
Теперь я могу сказать: спасибо вам, друзья, за вашу настойчивость. Мы поднимались по мраморным лестницам, задерживаясь у освещенных изнутри стеклянных ниш, где сверкало золото инков — создателей одной из древних цивилизаций Южной Америки. Мне не надо было переспрашивать спутников, какое отношение имеют эти сокровища к предмету моих интересов; первым экспонатом музея, открытого в 1939 году, была золотая попоро — кувшинообразный сосуд высотой от локтя до предплечья с четырьмя шарами у горла. В нем кимбайские индейцы хранили известь для жевания с коковым листом. Сколько мы ни присматривались к экспонатам, у многих племен (кимбайя, тайрона, галима, малагана, калука, тумако — всех не перечесть) самыми фантастическими изделиями были золотые сосуды для приготовления коковой жвачки: в виде сидящего человечка, обнявшего руками колени, в виде красивой головы с украшениями на шее, в ушах и в носу, в виде тотемных животных — ягуара, птиц, змеи, лягушки… Это была дань священному растению, с древних времен вызывающему почтение. Лист коки, утоляя жажду и голод, излечивая болезни, помогал колдунам узнавать тайны мистического мира и предсказывать будущее. Они правы, мои спутники: надо было видеть эти покрытые слоем золота тыквы и кувшины причудливых форм, созданные с мыслью о коковом листе, чтобы еще раз подумать об истоках преклонения народов доколумбовой Америки перед наркотической культурой, столь важной в их цивилизации. Не вина древних индейцев, что люди позднейших эпох, подсмотрев интимные ритуалы, пустили их божественно растение в промышленный оборот.
Напоследок охранники впустили нас в круглую темную комнату. Мы стояли рядом, не видя друг друга, только слушая лившуюся сверху странную грустную музыку; она вызывала в воображении картины древних материков накануне их великого пробуждения. И правда, с нарастанием аккордов мы с изумлением заметили, как круглые стены вокруг нас ожили, зашлись алыми красками, стали пурпурными, и вот всплыло над водой утреннее солнце, и в его лучах заплескалось легендарное озеро Гуатамито. Вообще-то, оно в горах, километрах в шестидесяти к северо-востоку от Боготы, с ним связывают легенду об Эльдорадо. Но мы сейчас оказались посреди озера, в кратере потухшего вулкана; озеро выбрали индейцы для приношения жертв своим богам, и мы видим, как они это делают. От берега отталкивают плот с вождем, с головы до ног покрытым золотой пудрой («эльдорадо» в буквальном переводе — позолоченный). Вождь до шеи засыпан золотом и изумрудами. Доплыв до середины озера, он с четырьмя помощниками приносит сокровища богам. Были ли среди этих богатств попоро?
Светлеет небо, набирают силу удары бубна, и я вижу, или мне кажется, что вижу, как по синей глади скользит золотой плот. Вождь стоит, расставив ноги, но их не видно за грудой сокровищ, только неподвижная золотая голова в драгоценной короне возвышается над пирамидой ослепительных богатств.
С давних времен предпринимались попытки найти на дне озера эти жертвоприношения. В шестидесятые годы нашего столетия итальянцы за большие деньги получили от колумбийских властей лицензию на гидротехнические работы — прорубили в скалах проход к озеру, опустили уровень воды, но подводные работы окончились ничем. Итальянцы пытались получить разрешение на полное осушение озера, дабы начать бурение на илистом дне, но колумбийское правительство не торопится осушать водоем, своею тайной привлекающий туристов всего света.
— Что я говорил! — торжествовал Хуан (Иван) Клавихо, колумбийский кинорежиссер, видя, что я просто раздавлен впечатлениями. Иван когда-то учился в Москве, в Университете дружбы народов, и еще не забыл русский. Он предложил проехать на его машине по вечернему центру и посмотреть столичную жизнь с наркотической стороны. Мы кружили по темным улицам мимо прислонившихся к стенам полуодетых проституток, пристающих к прохожим сутенеров, мимо продавцов наркотиков, по особому вглядывающихся в прохожих. Мне захотелось поговорить с кем-нибудь из них. Иван не без колебаний дал себя уговорить, припарковал машину в освещенном месте, чтобы не угнали, и мы отправились по улицам, бегая глазами, как будто нам позарез нужна доза.
В квартале Сан-Антрасито у ворот гаража переминается с ноги на ногу девушка с черной сумкой через плечо. На проститутку не похожа, скорее, торговка наркотиками. «Марихуана?» — спрашивает Иван. Девушка молчит, внимательно вглядываясь в нас. «Кокаин?» — тихо спрашивает Иван. «Басука, — говорит девушка. — Минут через десять может быть остальное». «Как тебя зовут?» — «Патрисия». Мы отошли в сторонку и стали наблюдать, как Патрисия подошла к группе куривших неподалеку молодых людей, перебросилась парой слов, потом исчезла в подворотне. Через несколько минут она вернулась, но теперь на ее плече была другая сумка. Мы двинулись к ней. Из группы ее приятелей отделились двое и тоже приблизились к ней, покуривая, как бы не обращая на нас внимания, но явно прислушиваясь.
Было очевидно, что девушка не станет разговаривать, пока не убедится в наших исключительно покупательских намерениях, и я купил порцию марихуаны на шесть-семь сигарет за четыре с половиной доллара (шесть тысяч песо), басуку на одну сигарету (два доллара) и дозу кокаина на трех человек (восемь долларов) — меньших расфасовок у нее не оказалось . Спрятав деньги в сумку и убедившись, что мы прохожие на самом деле случайные, что разговор с нами ничем не грозит, Патрисия стала отвечать на наши вопросы. Ей двадцать один год, муж в тюрьме за участие в убийстве, осужден на сорок лет, она не уверена, дождется ли. Покупателей не так много, как хотелось бы. Торговля приносит в день чистыми до пятидесяти долларов; на самом деле выручка больше, но двадцать долларов приходится отдавать участковому полицейскому, чтобы не приставал.
— Кормлю себя и своего полицейского! — смеется Патрисия.
Я мысленно представил глобус, на нем ночные города, в каждом свои Патрисии, и подумал о том, что пока существуют такие кормилицы, полиция мира не пропадет .
Иван рассказал об улице Ля-Картуччо в квартале Капуччино — там лагерь наркоманов. Пять тысяч опустившихся мужчин и женщин, некоторые с семьями, расстелив на площади сизалевые мешки, прикрываясь тряпьем, живут там постоянно. Греются у костров, слоняются по окрестным помойкам, по мусорным свалкам, выискивают снедь или старые вещи, раскладывают в мешочки, продают друг другу, выменивают на наркотики и оружие. Их называют «десачавлис», то есть «ненужные». Как клошары во Франции или бомжи в России. В сезон дождей их пускают ночевать в подъезды соседних домов за плату в сто — двести песо. Когда кто-нибудь из них умирает или погибает при частых внутрилагерных столкновениях, его приятели собирают на улицах пять — десять тысяч песо на похоронный ящик и владельцу соседнего дома, позволяющего похоронить покойника ночью в своем саду, втайне от властей.
Настоящие наркотики в лагере редки. В ходу чаще клей, жидкости для заправки зажигалок и снятия лака с ногтей, лак для волос, средства от насекомых, чистящие вещества. На их сленге токсические вещества зовутся «освежителями», «раздевалкой», «медузой», «лунным глазом». В странах Европы и США эти бытовые и промышленные продукты, обычно легкодоступные, распространены среди детей и подростков. Среди моих пациентов встречаются потребители подобных ингалятов. При высокой концентрации токсические вещества вытесняют из легких кислород, подавляют нервную систему, поражают головной мозг. Для больных обычны повреждение печени, удушье, сердечная недостаточность. Но пока последствия не наступили, потребитель испытывает психоактивные эффекты сопровождаемые легким головокружением и бредом. Когда наркотика под рукой нет, токсикоман становится раздражительным, подавленным, внезапно агрессивным. Психологию и коллективное поведение обитателей лагеря нетрудно было представить.
Раньше мне не приходилось видеть наркоманов этого типа разом в таком количестве; мысль о том, что вряд ли похожий лагерь еще встретится на пути, заставила меня попросить спутника отправиться в тот квартал. Я понимал серьезность его предупреждений, но с непростительной настойчивостью продолжал упрашивать, логически доказывая, что, если машина проедет на небольшой скорости мимо лагеря, ничего не случится. Иван лучше меня знал свой город и на уговоры не поддавался.
Пару дней спустя провезти меня мимо лагеря согласился, хотя и без энтузиазма, работающий в Боготе россиянин, знакомый моих московских приятелей.
Улица была полутемна; в свете фар мы увидели слабо освещенную кострами площадь; на ней сидели, лежали, стояли почти впритык друг к другу люди, едва прикрытые лохмотьями. Это было «дно», ниже падать некуда. Наша машина шла мимо, чуть сбавив скорость, позволяя разглядеть обросшие, часто дебильные лица. Я видел дрожание рук, протянутых к кострам; многие были возбуждены, кто-то пошатывался, кто-то рваными сандалиями отбивал чечетку, сунув руки в карманы рваных штанов. Почти все говорили между собой, многие — злобно.
Возможно, свет луны обозначил в проезжающей машине явно нездешние лица, может быть, даже высветил фотоаппарат в моих руках. Послышались крики, обитателей словно ветер поднял с земли и понес в нашу сторону. И откуда только силы взялись! Люди неслись к дороге, на ходу хватая с земли булыжники и, не останавливаясь, изо всех сил швыряли их в машину. Некоторые попадали. Мы обреченно слушали удары камней о крышку багажника, о левое заднее крыло нашей «ауди». Просто чудом камни не влетели через заднее стекло или через стекло дверцы в кузов. Побледневший приятель нажимал на газ, мы едва оторвались от погони разъяренных, кричащих людей. Не знаю, как мы унесли ноги.
Прости меня, российский приятель из Боготы! Когда ты вернешься в Москву или прилетишь ко мне в Бишкек — хочешь? — я посажу тебя в свою машину и тоже повезу ночью в район, где за нами точно так же будут гнаться бомжи с камнями в руках и будут вмятины на боках моего лимузина.