К индейцам Амазонки за секретом божественного листа

— В том углу в двух глиняных бочках под землей спят отец и мать нынешнего вождя, — Вальдивино указал рукой в дальнюю часть малоки, где было трудно что-нибудь разглядеть.

— И дед, и прадед спят здесь? — спросил я Вальдивино.

— Нет, только отец и мать. Уитотос пришли на этот берег в 1927 году.

В районе Амазонки сорок два поселения уитотос общей численностью двадцать пять тысяч человек. Когда-то их было много, деревни строились близко одна от другой. Мужчины собирали каучук в лесах компании «Касарана», но в двадцатых годах военные отряды компании заставили уитотос покинуть свои деревни и сожгли их хижины. Беглецы селились малыми группами, кто где сумел, часто вдали, друг от друга. Две трети уитотос не выдержали изнурительных переходов, умирали в лесах, уронив головы на валежины или в болотца. Ими еще долго питались хищники. В этой деревне семьдесят восемь человек: двадцать мужчин, тридцать женщин, двадцать восемь детей. «Мы сохранились потому, что не забыли наших традиций, — скажет потом вождь. — Но если бы мы остались в западном мире, нас бы уже не было…» Для уитотос западный мир, с которым они имели дело, — компания по сбору каучука, давно разорившаяся.

Минут пятнадцать спустя вождь вернулся. Мы с трудом узнали его: на узкую грудь с выпирающими ребрами, похожую на высушенную и слегка растянутую на шестах сморщенную шкурку кролика, свисали ожерелья из крупных белых клыков (как потом выяснилось, это были клыки убитых им кабанов); на курчавой голове царственно возвышалась расшитая бисером корона с разноцветными яркими перьями амазонского попугая. Вождь был полон достоинства и важности. Хотя власть у уитотос наследственная, традиция предписывает передавать ее не старшему или младшему сыну умершего вождя, а тому из сыновей, кто лучше знает обычаи предков и придерживается их; у нашего вождя двенадцать детей, он всех их учит традиционной культуре.

Не успел я обнаружить своими вопросами собственное невежество, как вождь сам стал просвещать гостей. Попытаюсь пересказать его монолог, как я его понял в переводе Вальдивино.

— Малока, — вождь обвел строение рукой, — первое жилище, которое появилось в мире после потопа; его поставил посланец Отца-прародителя на Земле, чтобы возродить человечество. В каждой индейской деревне есть малока как напоминание о происхождении всего живого.

Малока повторяет строение человека и среду обитания — круглая, как Вселенная, имеет четыре полюса. Поперечные перекладины под крышей, говорил вождь, это наш позвоночник и ключицы; мы все держим на своих плечах, здесь каждый угол выполняет роль плеча. Отверстия на перекладинах — наши два глаза, два уха, две ноздри. А внутренность строения как бы живот нашей общей матери. Здесь уитотос рождаются, растут, от¬дыхают, спят, питаются, учат и обучаются. Это для деревни школа и храм.

У каждого полюса вырезанные из ствола дерева свои символы. Вот женщина с рыбьим хвостом (нимфа), в ней уитотос чтят мать-природу; две ее обнаженные груди с красными сосками — плоды, которыми люди питаются. На другом столбе фигура черепахи — знак неторопливости; если, допустим, от дерева нет сегодня никакой пользы, не спеши рубить, завтра оно может пригодиться. У третьего столба — крокодил, символ равновесия жизни: если ты испытываешь зло, ненависть, мстительность, всегда можно вызвать в себе другие чувства, способные все уравновесить. Четвертый столб обвила искусно вырезанная толстая анаконда, прародительница амазонской природы: от нее сила и духовный огонь. «Это человеческое тепло, которое мы передаем от одного к другому в общем согласии беречь природу. Сейчас мы просим другую расу, другую культуру помочь нам сохранить наш дом и нашу природу», — записал я эти слова вождя.

Мы сидим в полутьме на грубо обтесанном пальмовом стволе, внимая речи вождя, все более темпераментной. Бьюсь об заклад, что он уже успел покатать во рту коковый шарик — стал суетлив и помогает себе резкими движениями рук. Когда он закурил трубку и перешел к разговору о коковом листе, слог его стал афористичнее, а голос звонче.

— Кока для нас — книга мудрости и знаний. Это наша библия, наши законы, наш порядок. Наша духовная жена и мать. Вместе с кокой мы думаем об Отце-созидателе, хранителе нас самих и Вселенной. Сюда может прийти жить любой, здесь мы готовим коку, учимся, говорим друг с другом, вспоминаем прошлое, поем и танцуем. Так мы благодарим Отца-созидателя и мать-природу. Кока не развлечение, а способ изгнать злых духов, излечить болезни. Поэтому мы поем и танцуем. Если у нас хороший урожай, мы собираемся и благодарим. Если нехватка урожая — собираемся и просим. Если у нас проблемы, сходимся вместе и обсуждаем. Кока у нас называется «вибиа», что означает «твой господин» или «твой орган чувств». Это наш шестой смысл.

— Простите? — не понял я.

— Когда человек спит, кока его оберегает и будит в момент опасности. Она помогает предугадать, распознать, предупредить беду. Поэтому мы существуем в мире.

— А что для вас табак?

— Это товарищ коки, он мужского рода и дает власть. У коки женское начало, от нее наша мудрость. Табак и кока дополняют друг друга.

От Хитомы Сафиамы мы услышали новую версию происхождения коки. После того как Отец-основатель создал человечество, он подумал о расе, не имевшей письменности, способной лишь устно общаться между собой. Он решил оставить им свою книгу, и эта книга — коковый лист. Мы берем лист в рот — в этот момент вождь поднял из корытца и взял в рот зеленый листик коки, — держим на языке, с его помощью говорим, получаем знания, Учимся пониманию. Но где нашел Отец-основатель чудесное растение для передачи людям? У духовного вождя, посланного Отцом-основателем после потопа на Землю, родилась дочь. Она выросла и однажды высадила в землю, как семена, свои волосы. Волосы проросли и стали кустарниками. «Смотри, — сказала она вождю, — с их помощью ты сумеешь разрушать все злое и сохранять все хорошее», — и сама превратилась в порошок коки.

— Вот почему на церемониях мы говорим коке — ты моя дочь, моя жена, моя мать. И почему коку вправе жевать только мужчины.

Я спросил вождя о способах приготовления кокового листа. У нас в Кыргызстане народные врачеватели обычно заливают измельченное лечебное растение водой в стеклянной, фарфоровой, эмалированной посуде, настаивают на кипящей водяной бане, процеживают через марлю. Трудно представить принятую у нас технологию в амазонской деревне.

Вождь призадумался.

— Уитотос знают, как готовить коковый лист, чтобы он был добрым спутником жизни. Мы сушим лист на медленном огне, затем толчем в ступе, превращаем в пыль и смешиваем с пеплом коры пальмы-ярумы. Кора ярумы делает коку сладкой и усиливает яркость возникающих в голове фантастических картин. Смесь храним в тыкве или другом сосуде — попоро. В старые времена попоро были золотыми. Из попоро порошок достаем палочками, кладем за щеку, смешиваем со слюной. Так думаем, общаемся, наказываем виновных… Это освобождает нас от жажды и голода, укрепляет дух, спасает от холодов, лечит болезни. Мы не только жуем, но и завариваем коковый лист. Отвар помогает при болезнях сердца, желудка, горла. Кока сохраняет нашу силу и оберегает от дурных мыслей. Поэтому уитотос живут долго. Мой отец прожил девяносто лет; там, где кока не растет, век у индейцев короче.

— У нас наоборот, — заметил я, — короче век у тех, кто кокаин употребляет.

— Люди западной расы добавляют в зеленый лист химические вещества и получают белый порошок. Они теряют способность мыслить. Они думают только о себе, а мы — обо всем племени; с кокой улаживаем конфликты и освобождаемся от ненависти. Когда с помощью коки мы сосредоточиваемся, нам удается говорить непосредственно с Отцом-созидателем. Уитотос знают: зеленое — знак природы и созидания, белое — всегда разрушение. Одно естественно, другое искусственно.

— Есть болезни, против которых кока бессильна? — спрашиваю я.

— Болезни бывают естественные и другие, которые у нас зовутся «постиса». Они от наговоров. Естественные, происходящие от природы, поддаются лечению кокой, но избавиться от «постисы» без знахаря или вождя невозможно, вождь должен все знать. Им обоим надо очень стараться, чтобы определить заболевание и преодолеть наговор.

— Употребляя коку, не становятся ли люди агрессивными?

Вождю был непонятен вопрос.

— Зачем? — спросил он.

— Кокаин все-таки сильный стимулятор.

— Но мы не принимаем кокаин! У нас лист божественной коки — он только успокаивает и придает силы. Я не слышал от отца и деда, чтобы, жуя коку или выплюнув шарик, уитотос набросились бы на кого-нибудь.

Два раза в год наш вождь созывает в малоку всех мужчин деревни для коллективного ритуального употребления коки. Поводом может быть охватившая соплеменников или хотя бы часть их внезапная беспричинная апатия — такое случается время от времени. Но если в деревне общее настроение хорошее, удачна охота, вдоволь рыбы, маниоки, сладкого картофеля, это тоже может стать для вождя поводом собрать мужчин на праздник благодарения. Женщины и дети будут присутствовать на церемонии, но без права толочь в ступе и жевать коковый лист. Мальчишкам разрешается впервые брать в рот коковый шарик в четырнадцать лет. В будни уитотос жуют коку каждые три часа, помещая за щеку по две-три чайных ложки смеси листа, извести, ярумы.

В деревне нет коковых плантаций, но почти на всех участках, распаханных под маниоку или батат, на выкорчеванных опушках леса, где собираются высаживать фруктовые деревья, сажают кусты коки — этим как бы возмещают ущерб, который наносят природе. Почти у каждой хижины растут два-три куста, общипывать листья можно круглый год, но это исключительно мужская забота. Уитотос принципиально не делают кокаин, тем более — на продажу. Этим промышляют другие индейские племена в Колумбии, Боливии, Перу.

Тут самое время забежать вперед и рассказать о встрече, случившейся три недели спустя в колумбийском городе Медельине на улице Асокар в шестиэтажном здании, известном как «Дом Монако». Еще недавно это была резиденция наркобарона Пабло Эскобара и его семьи, а теперь разместился национальный Центр по излечению и предупреждению наркоманий. Ну не ирония ли судьбы? Здесь я встретился с Гладес Марией Пирасо, медсестрой-индианкой клиники «Гранхо» поселения Леридо, вблизи бывшего города Адмеро; не так давно город был превращен в пепелище огненной лавой внезапно проснувшегося вулкана. Оливковые глаза медсестры были напряжены, словно обожжены ослепительным пламенем. Ее пациенты — дети и внуки уцелевших в том кошмаре индейцев, люди с нарушенной психикой, нашедшие утешение в наркотических веществах.

В местах, откуда Гладес Мария родом, существовали два вида коковых плантаций: традиционные индейские и коммерческие, созданные людьми, приехавшими в сельву на заработки. У пришлых были машины и новые технологии, а индейцы, как сто и тысячу лет назад, срывали руками с веток зеленые листочки. От этой постоянной работы на их пальцах оставались мозоли. Для приготовления кокаина листья выкладывали на мешковину и взвешивали, чтобы не ошибиться в добавках. Мера веса у индейцев зовется аробой (ароба — примерно тринадцать килограммов). На четыре аробы уходит три килограмма соли — той, которую скармливают домашним животным, но люди не употребляют. Перемешанные солью листья уминают босыми ногами, укладывают в железные бочки из-под топлива. Пять дней соленую листву перемешивают палкой, добавляя в бочку бензин, три-четыре дня выдерживают, пока соленое месиво не вберет в свои поры жидкого топлива, сколько возможно. Листья вынимают и отжимают, как белье при стирке; влага в бочке отстаивается, пока последний размякший листок не опустится на дно, а на поверхности останется загустевший молоковидный бензин; его перегоняют в чистую посудину, без следов жира, добавляют химикаты, снова дают отслоиться гуще от жидкости.

Я записал рассказ Гладес Марии:

— Мне много раз приходилось наблюдать процесс, но не последнюю стадию. Это всегда была тайна мастера — ее держали в секрете. Единственное, что я действительно видела, — хранившиеся в банках и шедшие в дело растворы соляной кислоты и аммония. Зеленую массу сушат на солнце или на сковородах, следя, чтобы порошок не пережарился. Со стороны можно подумать, что вся деревня готовится печь лепешки.

Городские индейцы научились получать, в конце концов, подобие кокаиновой муки, но не знают, как ее кристаллизовать. Коммерсанты закупают у них мучнистую массу и на своем оборудовании, никуда не исчезая, а там же, чуть ли не на их глазах, подвергают химической обработке и упаковывают готовый для продажи кокаин. Для начала они зачерпывают порошок чайной ложкой, греют на огне, а когда в ложке растопится жидкость, похожая на подсолнечное масло, макают в нее палец и размазывают по запястью; если жидкость на коже высыхает, снова становится белым порошком — качество хорошее, можно платить за товар. Пятьсот граммов порошка тянут на тысячу двести долларов. Индейцы с изумлением наблюдают привезенное пришлыми оборудование — аппараты для измельчения листа, точные весы, микроволновые печи для сушки…

Для собственного потребления земляки-индейцы готовят кокаин почти так же, как амазонские индейцы, смешивая измельченные листья не с бензином, а только с известкой или пеплом. Собравшись в кружок, люди племени передают сосуд с кокой из рук в руки, каждый обмакивает в порошок палец, проводит пальцем по языку, ощущая прилив сил, и начинает энергично двигаться. Пациенты нашей медсестры употребляют кокаин орально, и у них совершенно другая реакция на наркотики, нежели у тех, кто втягивает в ноздри или колется. У них не бывает привыкания, от которого не могли бы освободиться. Почти у каждого мужчины, уходящего в поле на весь день, на поясе бутылка с кокой; с каждой принятой внутрь порцией индейцы чувствуют подъем жизненной энергии .

Гладес Мария сегодня имеет дело с больными, употребляющими в разных сочетаниях одновременно два-три наркотика: обычно алкоголь, марихуану, кокаин, иногда к ним добавляют басуку . Клиническую картину составляет не сумма действий каждого препарата, а особенности их взаимодействия. В России и Средней Азии такой коктейль встречается редко, и было интересно узнать об опыте лечения пациентов этого типа. С ними врачу обычно труднее найти общий язык: полинаркоманам свойственно вызывающее поведение, часто сопряженное с тяжелыми психическими расстройствами, в том числе депрессией, страхом, галлюцинациями. В стационарных условиях снимают абстиненцию, а амбулаторное лечение рассчитано на шесть месяцев (по два занятия в неделю). По мнению медиков, это минимальный срок, при котором пациента можно считать практически излеченным. Курс лечения оплачивается государством из фонда медицинского страхования населения. Из этого же фонда возмещаются расходы больных на время нахождения в стационаре, но до определенных пределов. Сверх предусмотренного страховкой количества дней пациент сам несет расходы по пребыванию в клинике. Оплата зависит от доходов пациента. Обычно месяц госпитализации обходится в миллион двести тысяч песо (примерно девятьсот долларов США). С бедных берут от пяти до десяти процентов этой суммы.

Все это я узнаю пару недель спустя, а теперь, находясь среди уитотос, я вслед за вождем иду по деревне мимо хижин, вокруг которых зеленеют кусты коки, с разрешения вождя с ним вместе двумя руками срываю листья. Мы возвращаемся к малоке, толчем листья в ступе, достаем палочкой из тыквенной бутылки известь, скатываем измельченные листья и порошок в зеленоватый шарик. Следуя указаниям вождя, я по его примеру закладываю шарик за щеку и напрягаю все лицевые мышцы, стараясь вытянуть из увлажненного моею слюной комка, пахнущего прелым сеном, хоть какое-то удовольствие, но даже через десять, пятнадцать, двадцать минут не чувствую ничего, кроме горечи во рту, и с болезненной гримасой под хохот индейцев выплевываю шарик в траву. Я уважаю чужие традиции, но моему организму все-таки милее — свои. Зачерпнув из ступы горсть истолченного листа, глядя на россыпь в своих ладонях, на миг представляешь великие превращения невзрачного и ни в чем не виноватого растения, давшего толчок мощной современной межконтинентальной индустрии с оборотом в миллиарды долларов. Никакое другое растение не отвлекает от мировой экономики такие огромные капиталы — равно на свое выращивание и свое уничтожение.

Но для Хитомы Сафиамы и его предков (до какого колена, не сосчитать) лист коки — важная часть их культуры, в том числе религиозной, обрядовой, медицинской . Индейцы часто жевали коку, чтобы снять чувство голода, пригасить жажду, избавиться от усталости после тяжелой работы. Испанские конкистадоры, поначалу запретившие местному населению жевать коковый лист, узнав о его стимулирующих свойствах, не только сняли запрет, но сами стали снабжать кокой индейцев, в первую очередь тех, кого привлекали к изнурительным работам на золотых и серебряных рудниках.

— Нет, — сказал вождь, будто прочитан мои мысли. — Мы тысячу лет жуем листья коки, которая растет у наших хижин, а больных от нее, ты убедился, у нас в деревне нет. Наверное, европейцы не знают, как смешивать высушенный лист с пеплом ракушки, не умеют шарик держать за щекой. Я слышал, они коку нюхают, курят, вводят иглами в кровь… Дикари!

Мне хотелось вступиться за Европу, но возразить было нечего.