Британцы за снижение вреда

Симпозиум психиатров в Черч-Хаусе — Как в МЦН возвращают наркоманов в общество — По ночному Брикстону с наркодилером — Зачем Шерлоку Холмсу искусственные стимуляторы? — Скотланд-Ярд: «Не победа, а снижение вреда» — 40 минут с офицерами разведки — Помощь от «Ангела» — Кыргызский плов посреди Лондона — Десятилетняя программа: «Построим лучшую Британию»

Делегация Медицинского Центра в Бишкеке, приглашенная в Лондон для участия в работе сессии Всемирной федерации по психическому здоровью, только в московском аэропорту Шереметьево, перед самой посадкой в самолет авиакомпании KLM, узнала новость: премьер-министр Великобритании Тони Блэр устраивает для участников сессии правительственный прием в старинном дворце Ланкастер-Хаус в районе Сент-Джеймс, и кыргызские медики удостоены чести быть приглашенными. На приеме ожидалось присутствие королевы Елизаветы II: Всемирная федерация — под патронажем Ее Величества. Я перечитывал факс: «…форма одежды — пиджачный костюм». Мы были в панике. Самолет по расписанию прибывал в аэропорт «Лондон-Сити» за полчаса до начала приема. Нам следовало пройти все формальности, не мешкая схватить такси и мчаться во дворец. По прикидкам это трудно, но возможно. Переодеться мы могли бы во время полета, но наши вечерние костюмы были в чемоданах, уже унесенных транспортерной лентой в багажный отсек. Оставалась единственная надежда — сменить свитера и джинсы на костюмы за двадцать минут, пока кэб довезет нас от аэропорта до дворца с английской королевой.

В Лондон мы прилетели с опозданием, поймали кэб и, едва он тронулся с места, стали спешно переодеваться, толкая друг друга локтями и вызывая волнение водителя — пожилого человека африканского происхождения. Мы чувствовали себя героями детектива Агаты Кристи, а в глазах водителя выглядели, наверное, беглецами из тюрьмы, потрошащими чужие чемоданы. Он не спускал глаз с зеркальца над ветровым стеклом, наблюдая за каждым нашим движением, и держал руку на телефонной трубке. Но наши старания оказались напрасными: в центре города машина попала в затор — конец рабочего дня! — продвигалась со скоростью пешеходов, а временами отставая от них. «Трафик!» — с облегчением сказал водитель, убедившись, что мы не торопимся толкнуть дверцы машины и бежать врассыпную, не расплатившись. Мои спутники утешали друг друга воображаемыми картинами, как Ее Величество направляет лорнет в толпу гостей и беспокойно обращается к придворным: «Граф Эндртос, лорд Уильям, баронесса Анна, где же медики из Кыргызстана?»

Простите нас, Ваше Величество!

В Черч-Хаусе, в двух шагах от Вестминстерского аббатства и парламента, собрались медики всех континентов, обеспокоенные ростом психических нарушений и сопутствующей им дискриминацией больных. В наш век проблема психического здоровья занимает лучшие умы, встревоженные тем, куда идет человечество. Устроители конференции предложили для обсуждения список тем, поставив многих участников, в том числе кыргызов, перед нелегким выбором семинара. Дети в трудных ситуациях, психические проблемы новорожденных, права людей с психическими проблемами, проблемы бездомных, профилактика самоубийств, этнические вопросы, психическое здоровье и пытки, насилие в обществе, психически больные в тюрьме… Какие дискуссии предпочесть?

Делегация МЦН привезла доклад о том, в какой мере социальная реинтеграция, по наблюдениям за нашими пациентами, может свидетельствовать о восстановлении психического здоровья. Длительность ремиссии и возвращение больных в общество, в его гражданские институты для нас важный, если не самый важный, показатель эффективности лечения. Нелегко дается реконструкция личности, ее новая адаптация к обществу, из которого она выпала, от которого оказалась болезнью оторвана, отринута бывшим окружением. Мы взяли наугад истории болезни ста пациентов, выясняя, какие жизненные обстоятельства сопутствовали их решению лечиться. Из-за наркотиков пятьдесят семь человек оставили прежнее место работы; двадцать восемь продолжали работу, но ощущали несоответствие занимаемой должности своему физическому и моральному состоянию: из-за приема наркотиков утрачивались контакты с окружающими, терялась скорость реакции на события и информацию, возникала спутанность мышления. Больных преследовало чувство неуверенности в себе, они перестали относить себя к полноправным членам общества. У больных с ранней наркотизацией (в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет) наблюдались иждивенческий настрой, утрата смысла жизни.

После курса лечения мы рекомендуем пациенту продолжать выработанную медиками программу его реабилитации. Оценить эффективность помогают анкеты, которые мы высылаем бывшим больным. Их ответы обнадеживают. В среднем из ста больных тридцать семь находят новый круг общения, порвав с приятелями, которые могли снова вовлечь их в наркотическую зависимость. Пятьдесят — меняют место работы, отдавая предпочтение деятельности, больше соответствующей их интересам, уровню знаний, физическим силам. Двадцать семь пациентов возвращаются в брошенные раньше семьи, тринадцать — готовятся создать или уже создали новую семью. Пятнадцать человек организуют собственное дело, двенадцать подростков и восемь юношей продолжают учебу. На возвращенных анкетах бывают приписки, часто веселившие нас. Если человек шутит — с его психикой все в порядке.

— Кто ваши пациенты? — спрашивали меня в Черч-Хаусе, и я не знал, как коротко сказать о таких разных, непохожих людях. Среди многих, которых я вспоминал, были отец и сын из армянской семьи, живущей на Кавказе. Меня поразил отец, убеленный сединами почтенный человек пятидесяти лет, употреблявший наркотики с юности. На моей памяти это едва ли не единственная встреча с хроническим наркоманом, дожившим до такого возраста. Он мыкался по свету, переменил много занятий, вырос до директора крупного ликеро-водочного завода и двадцать лет подряд каждый день, втайне от всех, вкалывал до десяти граммов раствора ханки, им самим приготовленного. Дозу не поднимал, чтобы совсем не потерять голову, но и прекращать не думал, начитавшись, что внезапный отказ от наркотика грозит немыслимой физической болью, а подчас и смертью. Только в последние два года, когда наркоманом стал подросший сын, он заметался в поисках решения. Говорить с сыном о вреде наркотиков не имело смысла: как он примет увещевания из уст отца, о тайной страсти которого знал? И тогда отец решился вовлечь в исповедальный разговор всю семью. Были слезы, было отчаяние, но когда успокоились, когда пришли в себя, интуитивно приняли единственное мудрое решение: отец и сын должны бросить колоться разом, одновременно и вместе начать лечение. Зять привез обоих в Бишкек.

Психотерапевты старались поднять у отца и сына уровень самооценки и убедить, что они сами несут ответственность за свою жизнь, за то, как она у каждого сложится. Они послушно прошли полный курс и через тридцать дней благодарно попрощались с врачами. И вдруг какое-то время спустя отец снова появляется в Центре. Что случилось? По всем расчетам, мы это гарантировали, отец и сын должны воздерживаться от наркотиков не меньше года, а тут двух месяцев не прошло.

— Да не волнуйтесь вы! — рассмеялся отец. — Мы с сыном решили у нас в городе открыть такой же наркологический центр. Давайте вместе? Присылайте врачей!

Полтора года в том кавказском городе работает клиника для наркологических больных, созданная отцом и сыном. У них новый взгляд на мир; им нравится работать с людьми, общаться с ними, помогать им всю оставшуюся жизнь. Я вспомнил о них в Черч-Хаусе, в зале конференции, когда мой слух уловил слова, суть которых мы исповедуем, не успев сформулировать, а тут они прозвучали в завершенной формулировке: лечение пациента как личности с потенциалом эффективнее, чем лечение ущербной личности.

В Британии до двухсот тысяч тяжелых наркоманов. Их встречаешь по ночам на окраинах в районах типа Брикстона в Лондоне. Мы с друзьями приехали ночной подземкой на эту окраину, одну из самых криминогенных в столице, населенной по преимуществу выходцами из африканских стран. Жители столичного центра не горят желанием бывать там, с них довольно сюжетов, время от времени возникающих на телеэкранах. Обычные герои брикстонских передач — наркоманы и полицейские. Я встречал англичан, которые родились и выросли в Лондоне, ездили по всему свету, но в Брикстоне не бывали.

Время близилось к полуночи. Хотя район освещен уличными фонарями не так ярко, как улицы в центре, отсвет от окон ночных клубов, кафе, дискотек падал на редких прохожих, поднявших над головами зонты; молодые люди кучковались у подъездов, ничем не прикрывая курчавые головы. От некоторых несло гашишем. Их речь была гортанна, движения резки, но к прохожим никто не приставал. Возможно, они были заняты своими проблемами, но не исключено также, что им известно об установленных на улицах скрытых телекамерах, передающих информацию в полицейские участки, и в случае подозрительных действий полицейская машина может возникнуть внезапно.

Присесть за столик мы решили на улице Брэвэри в кафе под названием «Хобгоблин». На оконном стекле был многократно повторен бумажный силуэт сидящего на метле чертенка с оттопыренными смешными ушами. Только подойдя к стойке бара и увидев барменов с раскрашенными лицами и с такими же, как у чертенят, приклеенными оттопыренными ушами, мы узнали, что в этот день англичане отмечают древний языческий праздник «хэллоуин» и чертенок — эмблема праздника. С банками пива направляемся в зал к дощатому столу, за которым потягивали пиво и смотрели футбольный репортаж два наголо стриженых крепыша с колечками в ушах.

Знакомимся. Бородатый Дэл с Ямайки, Суджи — из Нигерии. Полчаса спустя мы уже шутим по поводу всяких пустяков, я как бы невзначай спрашиваю, можно ли здесь «достать что-нибудь». Именно это я произношу, ничего более, но собеседникам все ясно. Конечно, это непростительный риск: в баре меня могли принять за человека Скотланд-Ярда — там работают агенты всякой наружности. Мои знакомые шепчутся на непонятном языке, направляются к соседним столикам к приятелям. Возвращаются как ни в чем не бывало и называют цены: грамм героина — семьдесят фунтов, кокаина — шестьдесят, пакетик марихуаны — двадцать пять, таблетка экстази — десять — пятнадцать фунтов .

Умом понимаешь, что на этом следует остановиться, но Дэл с таким энтузиазмом взялся «помочь», что духу не хватает признаться в праздности любопытства. Он требует сказать, в конце концов, что я предпочитаю, и мне не остается ничего другого, как назвать марихуану. Он подходит к настенному телефону и после короткого негромкого разговора возвращается:

— Постойте на улице у двери бара. Мой друг подъедет через пару минут.

Дело принимает детективный оборот, но отступать некуда. Мы с моим кыргызским коллегой выхолим из бара, размышляя, не унести ли ноги, пока не поздно, или все же хоть краем глаза увидеть ночную брикстонскую жизнь. Вдруг из темноты возникает, озираясь по сторонам, небольшого роста африканец.

— Это вы ждете меня?

— Возможно, — отвечаю, несколько озадаченный вопросом: кроме нас, никого вокруг.

— Какие проблемы?

Тут бы и ответить, что проблем нет, все в порядке, но какая-то дерзкая сила заставляет вымолвить:

— Марихуана.

— Идите за мной.

Он поворачивает за угол к обшарпанной красной малолитражке. Садится за руль и открывает дверцы. Мы как загипнотизированные садимся в чужую машину и катим по ночной улице. Прохожие редки, у обочины дремлют на ногах невостребованные женщины.

В машине не разговариваем, водитель не обращает на нас внимания, меня охватывает беспокойство.

— Куда едем?

— В офис, — отвечает он, не поворачивая головы. Шутит, что ли? Мне было поделом — оказаться ночью в Брикстоне, в чужой машине, с незнакомым африканцем за рулем, ехать в неизвестном направлении, к тому же за наркотиками, которые меня интересовали только как инструмент знакомства. Хорошо, если он переодетый полицейский и сдаст нас в участок. А если из криминального мира? Если он и наши собеседники за столом — банда, затеявшая неизвестную нам игру? Я хотел было попросить остановить машину и распрощаться, но в это время он прижимает машину к обочине. Мы в каком-то африканском квартале. Облезлые кирпичные дома в два-три этажа, на балконах сушится белье, со всех сторон несется оглушающая музыка.

— На какую сумму? — спрашивает водитель.

Я даю десять фунтов, и он скрывается.

На улице оживленно, на тротуаре при свете коптилок сидят торговки, разложив на тряпье овощи и разную мелочевку. К машине подбегают мальчишки, предлагают газеты, напитки, рисованные майки или просят подаяние. Это кусочек Африки в Лондоне. Неожиданно быстро возвращается наш водитель, протягивая бумажный пакетик. Мы едем в обратную сторону. Я представляюсь журналистом и спрашиваю, может ли он ответить на мои вопросы личного характера.

Он из Нигерии, тридцати восьми лет, женат, четверо детей, работает «таксистом» (он это говорит с улыбкой, что следовало понимать как иносказание). На самом деле мелкий уличный дилер, другой бы не стал мотаться по ночным улицам за десять фунтов. Зарабатывает примерно тысячу восемьсот фунтов в месяц, из них на марихуану для себя уходит сто двадцать. Курит в машине и дома, когда нет детей: не хочет, чтобы они тоже к этому привыкли. Старшему четырнадцать — опасный возраст. Жена знает о его «работе» и «куреве», бывают скандалы, но марихуана ни при чем. Почти все черные, по его словам, «курят»; отчасти их побуждает к этому расизм. Машину, говорит, часто останавливает полиция только потому, что за рулем черный.

За хранение гашиша грозит восемнадцать месяцев тюрьмы, за героин — четыре года. Его босс, тоже африканец, живущий в «офисе» с женой и четырьмя детьми, торговец покрупнее, зарабатывает в месяц до десяти тысяч фунтов, в основном на марихуане. В Англию наш водитель приехал восемнадцать лет назад из-за трудностей на родине. Хотел было вернуться, но «ситуация пока не позволяет».

Прощаясь, он предлагает дозу крэка, в Брикстоне тоже распространенного.

— Зря отказываетесь. Мгновенно наступает приход. Через секунду перенесетесь из Брикстона в Лас-Вегас… Попробуем вместе? — искушает водитель.

Мне очень хотелось вырваться из сырой брикстонской темноты и взлететь к сверкающим звездам Лас-Вегаса, но не на таком транспорте. Водитель скоро понял, что зря теряет время и вместе со своей машиной исчез в ночи. Может быть, до утра еще что-нибудь заработает.

Совет тем, кто направляется в Скотланд-Ярд: не повторяйте мою ошибку, не заходите накануне в домик-музей Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Здесь память возвращает к страницам повести «Знак четырех», к ее первым страницам. Помните? Шерлок Холмс берет с камина пузырек, достает из сафьянового несессера шприц и делает себе подкожную инъекцию семипроцентного раствора кокаина. Рука знаменитого сыщика испещрена следами прошлых уколов. Доктор Ватсон, не выдержав, обрушивается на друга: «Я допускаю, что мозг ваш начинает интенсивно работать, но это губительный процесс, ведущий к перерождению нервных клеток и, в конце концов, к слабоумию… Как можете вы ради каких-то нескольких минут возбуждения рисковать удивительным даром, каким природа наградила вас?» А что ответит ему Шерлок Холмс? «Мой мозг, — скажет он доктору, — бунтует против безделья… Дайте мне сложнейшую проблему, неразрешимую задачу, запутаннейший случай — и я забуду про искусственные стимуляторы».

Нет, лучше не прохаживаться накануне по Бейкер-стрит, не испытывать свое воображение. Тогда в главном офисе лондонской полиции, пе¬реступив порог, вы не станете подозрительно всматриваться в сегодняшних английских детективов, снующих мимо, и гадать: а хватает ли им напряженной работы, не впадают ли они в искушение, перед которым не мог устоять их великий предшественник?

Я приехал в Скотланд-Ярд на встречу с шеф-инспектором Дезом Стоутом. Мне говорили, он самый знающий человек по части наркоторговли в Лондоне. У турникета дежурный офицер приклеил к лацкану моего пиджака гостевую карточку. Инспектор ждал меня на девятом этаже в кабинете 916. Он оказался милым, даже застенчивым человеком лет тридцати пяти. Он был осведомлен о предмете разговора и первым заговорил о тревожных симптомах. Сегодня в столице почти любой преступник связан с наркотиками — то ли как торговец, то ли как потребитель, то ли совмещая оба занятия. Верно, подумал я, вспомнив ночного «таксиста» в Брикстоне.

За плечами Деза Стоута шесть лет войны с наркобизнесом в Большом Лондоне. Выявлением дилеров и потребителей наркотиков в городе специально занимаются двадцать шесть команд. В них сто пятьдесят офицеров, снабженных техникой скрытого слежения. У всех опыт работы в криминальной полиции, в службах здравоохранения, с условно осужденными, а также в местных общинах в качестве волонтеров. Дез, оказывается, в свое время патрулировал улицы Брикстона и хорошо знает район. При нем в местах подпольной торговли установили телекамеры, за их информацией круглые сутки следят соседние полицейские участки. В районах, подобных этому, в ходу метод задержания наркоторговцев под кодом «Будь покупателем». Переодетые агенты полиции бродят по полутемным переулкам, где толкутся продавцы наркотиков, интересуются ассортиментом и, в конце концов, покупают. Другие участники операции успевают издали заснять процесс продажи на видеопленку для предъявления в суде. В полиции достаточно первоклассных артистичных агентов обоего пола, способных прикинуться студентами, забулдыгами, проститутками, — часто они вызывают больше доверия, чем их прототипы. И если брикстонские друзья из бара не заподозрили во мне, чужом человеке, агента полиции, это можно объяснить не безупречностью моего поведения, а скорее их ночным возбуждением, притупившим осторожность.

— Вам повезло, — сказал Дез Стоут, услышав о моем приключении. — Финал мог быть печальнее. Очень прошу, если захочется снова нырнуть на дно, делайте это при негласном сопровождении наших людей.

В Брикстоне обстановка стала обостряться с начала девяностых годов, когда в подворотнях и в общественных местах вошел в моду крэк, возбуждающий агрессивность и жажду насилия. С ним пришло в район то, что у нас называют беспределом. Опьяненных наркотиками людей ничто не останавливало. Сопротивление полиции было таким вызывающим, что однажды двум офицерам Деза Стоута при задержании наркоторговцев пришлось открыть стрельбу .

Полиция искала места сбора опийных наркоманов, где они делали друг другу инъекции. Шла настоящая охота за мусорными ящиками и свалками, пока среди отбросов не обнаружили кучу использованных шприцев и игл. Вблизи был лагерь бездомных наркоманов. Свалки, стихийно возникавшие где попало, власти перенесли на отведенные для них окраины. Но куда переместишь своих несчастных больных людей, которым от общества, о них забывшего, от них отказавшегося, не надо ничего, кроме дозы? Благонамеренные граждане стараются держаться подальше от опустившихся людей и их проблем, утешая свою совесть уплатой налогов и не забивая себе голову проблемами.

— Победить наркоманию трудно, мы можем способствовать разве что снижению вреда, — говорит Дез Стоут.