Молодой медик ищет способ врачевания

Что увидели ученые Нью-Йорка в МЦН — Пять наших принципов — Экскурс в историю: как я перепутал столбняк с шизофренией и что из этого вышло — «Жениш, ты нашел свою корку хлеба» — От «собачьего рефлекса» к препарату «гамма-200» — Эксперименты с братом Сталбеком — «…Работаем! Руки вперед!»

Ты сильный человек, мощный человек, заряженный человек. Машина! Стой спокойно, работаем, идет мощная энергетическая накачка. Отныне нет такой силы, которая заставит тебя принимать наркотики. Каждая клетка головного мозга, которая раньше вызывала тягу к наркотику, будет полностью разрушена, разорвана, растворена. Докажи, что ты мощный человек. Прояви свое Я в этой жизни. Я! Я! Я! Раз, два, три, четыре, пять… Работаем! Руки вперед! Оттяни руки! Сейчас ты делаешь самую важную работу в своей жизни. Помоги себе сам! Ты будешь радовать тех, кого любишь, своих детей, весь белый свет. Ты другим человеком возвращаешься в мир…

В высокой комнате, залитой ярким светом подвесных ламп, на большом мягком мате, какие страхуют прыгунов на арене цирка, трое врачей ставят последнюю точку в четырехнедельном лечении больных. Рядом со мной работают мои коллеги Э.К.Кубатов и Э.А.Джуматаев. Старые товарищи, мы хорошо понимаем друг друга и во время сеанса, незаметно для пациентов, передаем их по кругу. Со стороны мы, наверное, выглядим черными хищными птицами, терзающими жертвы. В глухом черном одеянии, откинув одну ногу назад, я кружусь вокруг пациента, запрокинувшего голову, почти сделавшего «мостик»; одной рукой придерживаю его, не давая рухнуть на мат, и смотрю, как дрожат пальцы его вытянутых рук, он весь дрожит, закатив глаза. Судорога отчетливо выражена, и я доволен — в этом состоянии больной лучше воспринимает все, что врач вкладывает в его сознание. Пациент типичный: вены на покрытых татуировкой руках исколоты, все тело в ссадинах от шприцев — каждый квадратный сантиметр, даже, простите, скрытая в трико мужская гордость. Лицо перекошено, зубы оскалены, пот стекает по бледному лицу на грудь. Мы с ним оба работаем, оба мокры так же, как и мои коллеги со своими больными.

— Сейчас мы заменяем твое наркотическое прошлое на новую жизнь. Это не гипноз, ты будешь видеть, будешь чувствовать, как твое тело дрожит. Теперь твое желание открыто чистым и добрым мыслям. У тебя под ногами твердая земля. Из тебя выходит сила, которую давали наркотики, мы накачиваем тебя другой силой, мощной эмоциональной силой, начало которой почувствуешь, когда проснешься после стресса…

Я не знаю в точности, что в эти минуты мои коллеги шепчут, внушают, приказывают своим пациентам, у каждого своя импровизация, я их не слышу, но у нас общая задача — на том уровне, на каком больной воспринимает мир, с помощью слова, мимики, жеста, тембра голоса проникнуть в его внутренние психические процессы, усилить его переживания, помочь найти в себе скрытые возможности нового поведения и извлечь их из подсознания. Эту стресс-энергетическую терапию еще называют шоковой терапией, стресс-шоком, глубинной формой психотерапии.

У человека постороннего броские внешние атрибуты (черные одеяния врачей, их быстрый и жесткий ритм речи, сильный стук кожаной подошвой обуви о деревянный пол, помогающий фиксировать в мозгу важную информацию, и т.д.) могут, конечно, вызвать по ассоциации образ неистово пляшущих колдунов первобытных племен. Но медики, работающие у нас, знают — этот заключительный этап запатентованного Центром четырехступенчатого наукоемкого метода психофармакотерапии обеспечивает эффективную реабилитацию людей, страдающих зависимостью от психоактивных веществ.

Смысл заключительного сеанса императивного внушения — в мощнейшем психотерапевтическом воздействии на больного. Кульминация достигается через стресс-энергетическое разрешение психоэмоционального ожидания и напряжения. Рухнувшего на мат пациента, обессиленного, в полуобморочном состоянии, два санитара уносят в палату и укладывают в постель. Он проснется через два-три часа, испытывая во всем теле легкость, освобожденность, как после хорошей, с веничком, бани; ему не хочется ни курить, ни есть, ни пить, нет желания с кем-нибудь общаться. Ему необходимо собраться с мыслями, побыть наедине с собой. От врачей он слышал — это только начало. Если будет следовать их советам, такое состояние сохранится надолго. Стресс-энергетическая психотерапия обеспечивает устойчивую установку больного на длительную ремиссию и уверенность в своих силах избежать рецидива в любой среде. После полного курса лечения у нас в течение года от наркотиков воздерживаются три четверти больных . Сеанс продолжается десять — пятнадцать минут, но пациента готовят к нему психологически поэтапно, в течение одного месяца, с первых дней, когда медикаментозными средствами купируют острое состояние, проводят дезинтоксикацию, снимают абстинентный синдром (ломку), погружают в кому, насыщают кислородом в барокамере, лечат плазмаферезом и гемосорбцией, отправляют отдохнуть неделю в здравницу, чтобы в спокойном состоянии он еще раз взвесил свои возможности и сделал выбор. Не все решаются пройти заключительный этап. Пациентов из криминального мира (у нас бывают «воры в законе» с громкими именами) настораживает объясненный им врачами в подробностях предстоящий сеанс. Они побаиваются быть «сломленными», считая это унизительным, ущемляющим самолюбие, недопустимым для их статуса в уголовной среде. Мы отвечаем на все их вопросы, но не настаиваем — выбрать вариант поведения человек должен сам .

Тех, кто решился пройти последний этап лечения, за пять-шесть дней до завершающего сеанса размещают во втором корпусе нашей клиники, у подножия горы под Бишкеком, на берегу речки. Интересно наблюдать за состоянием пациентов, когда врачи начинают давать им мощную психологическую накачку, с каждым днем возрастающую. Готовься, говорят больному, наберись сил, ты можешь, ты должен выстоять эти десять — пятнадцать минут, способных перевернуть твою жизнь. Врач подробно объясняет ему и сопровождающему, близкому ему человеку, что больному предстоит, пропуская через его сознание мысль о психологической и физической трудности испытания, самого важного в его жизни; у больного создается эмоциональное состояние ожидания и тревоги. Готовься, готовься! Он внутри себя, в мире собственных переживаний. Ему дают препарат, усиливающий чувство тревоги. Наконец, он напряжен до предела, сознание открыто для восприятия внешних импульсов. Рано утром, накануне сеанса, он переодевается, словно сбрасывает кожу. И в необычной комнате, похожей на операционную, при ярком свете специально направленных ламп, поставленный в позу Ромберга, то есть пяткой одной ноги касаясь носка другой, вытянув вперед подрагивающие в треморе руки, он слышит от необычно одетого врача: «Ты сильный человек! Ты мощный человек! Ты заряженный человек!»

Кому-то это действо, почти ритуальное, может показаться странным, примитивным, поистине колдовским, но мы десять лет оттачивали формулы, проверяли действие на психику тех или других сочетаний слов, жестов, внешнего антуража — ради десяти — пятнадцати минут сеанса, сверхнапряженного для пациента и — в равной мере — для врача.

Завершающий этап лечения наркозависимости мы называем стресс-энергетической психотерапией. Речь идет о действе, во многом импровизированном, почти шаманском, которому невозможно научить, ибо его сила или бессилие во многом зависят от личности, психики, интуиции врача. И когда нас спрашивают, почему мы не передаем другим свой опыт, я с грустью думаю о том, как живучи и трудны для расставания иллюзии самоуверенных людей, жаждущих перенять профессиональные тонкости и никак не согласных поверить, что истинные «секреты» даются не учебой, не усердием, даже не стажем, а только свойствами личности.

Кружусь над своим пациентом, откинувшимся назад и вытянувшим дрожащие руки, и, не обращая внимания на его состояние, крики и стоны, настойчиво шепчу, как будто вбиваю молотком в сознание:

— Ну, давай же, выкрикни, выдави, выгони эту грязь! Помоги себе! Уходит та сила, которая тянула тебя к наркотикам. Мы нашли другую мощную эмоциональную силу, начало которой ты почувствуешь, когда проснешься после стресса… Ты мощный человек, ты сильный человек, ты заряженный человек — помоги себе!

Больной верит мне, верит нам троим, тембру и интонации наших голосов, выражению наших лиц, но это не значит, что он так же будет верить любому, пусть даже талантливому актеру, кто попытается сымитировать и повторить в деталях все, что делаем мы. Может быть, это единственная сцена, где нельзя войти в роль героя — тут им, действительно, надо быть или не быть.

Потом, когда он проснется, придет в себя и бодрый, просветленный, с детской радостью будет смотреть на жену, довольный собою, как он все выдержал, и на вопрос, что он чувствовал, когда врач работал с ним, скажет:

— У меня было ощущение, как снизу, от кончиков пальцев ног, во мне начинает подниматься грязевой ком. Он все выше, выше подкатывал к моей груди, к горлу. Это было ужасное ощущение, я как будто задыхался и в то же время старался исторгнуть эту гадость из себя. Я, наверное, вопил, как полоумный, но в то же время слышал себя, даже не себя, это было такое чувство, что какое-то другое существо вопит во мне и рвется наружу. Наконец, оно вышло из меня, все кончилось — и сразу наступило облегчение.

Никогда прежде мы не видели наших сотрудников такими подтянутыми, как в весенние дни 1997 года. Центр ждал приезда ученых медицинского факультета Нью-Йоркского университета. Один мой помощник, когда-то наркоман, в свое время скитавшийся по бишкекским «ямам», но сумевший взять себя в руки, окончить медицинский институт, стать классным врачом, подошел ко мне:

— Жениш, а если они узнают мою биографию?

— Тебе нечего стыдиться.

— А если предложат выпить, например, за дружбу? Я, конечно, уклонюсь, но это не покажется высокомерием?

— Дружище, — сказал я, — даже если весь Кыргызстан вдруг перестанет пить, мировая общественность, боюсь, этого не заметит.

Медицинский Центр Назаралиева — это белое пятиэтажное здание в деловом районе Бишкека, на улице Фучика, с просторными открытыми балконами, большую часть времени обращенными к солнцу, похожее на средиземноморскую здравницу. В недавнем прошлом это был оздоровительный комплекс (профилакторий) промышленного предприятия, не сумевшего выжить в условиях рыночных отношений. Медики выкупили здание, и теперь это наша собственность. Здесь стационарная лечебница на сто пятьдесят коек, множество лечебно-диагностических, научных, маркетинговых служб. Основная работа ведется в отделении острых состояний. Оно включает приемное отделение, два наркологических и два специализированных отделения — интенсивной терапии и психофизической разгрузки. В отделении собран цвет медицинского персонала: Ю.С.Юсупов, Л.М.Мунькин, М.А.Мусаев, Г.И. Сафаров, М.Г. Фейгин и многие другие. Это молодые врачи высшей квалификации (средний возраст тридцать восемь лет), у них в руках новейшая европейская медицинская аппаратура и нейропсихофармакологические средства.

Второе наше здание находится в Беш-Кунгее, живописном пригороде Бишкека, на берегу речки, стекающей со склонов Тянь-Шаня: там больные проходят период реабилитации и готовятся к завершающей стадии лечения.

Есть подразделения, куда не заглядывают больные, но куда захаживают, чуть выпадет свободная минута, наши лечащие врачи. Это научный и патентный отделы. Доктор медицинских наук И.А. Матузок и наш патентовед и строгий редактор Л.Я. Савельева, две милые умные женщины, помогают коллективу вести исследовательские работы, готовить диссертации, изучать эффективность лечения, доводить оригинальные авторские разработки до уровня зашиты их патентами.

И, конечно, вряд ли удалось бы развернуть во многих странах наши представительства, если бы не усилия Д.Б. Алымова, Э.Р. Сатыбалдиева, А.С. Курбанова, Ш.Б. Назаралиева, молодых энергичных менеджеров.

Это я к тому, что приезд в Бишкек группы ученых Нью-Йоркского университета, первой высокопрофессиональной зарубежной медицинской делегации, решившей, как говорится, своими глазами увидеть методы лечения, о которых писала американская пресса, заставил поволноваться не только руководство МЦН, но и все наши службы. В коридорах почему-то больше обычного было студентов Государственной медицинской академии, постоянно проходящих у нас практику. Даже вахтер у входа — его никто ни о чем таком не просил! — явился в этот день при полном параде и при орденах, словно на свадьбу.

Мы давно ждали приезда американских гостей. До этого я трижды был США, докладывал о своем методе Национальному институту здравоохранения в Вашингтоне, но информация, воспринятая на слух и даже увиденная на видеокассете, не дает полного представления о наших подходах к лечению. Как писала одна из нью-йоркских газет, «конечно, внешне процедура может шокировать. Американские эксперты, посмотрев пленку, засомневались в праве врача так агрессивно вмешиваться в психику пациента. Горячо спорят на морально-юридические темы по сей день. Поэтому, вопреки очевидным достоинствам метода киргизского доктора, не спешат давать ему зеленый свет в США, где наркомания, увы, давно приобрела характер национального бедствия». А кончалась заметка так: «Достаточно было Назаралиеву выступить в США два-три раза, начались звонки. Американские пациенты готовы хоть завтра ехать лечиться в далекую Киргизию…»