Тибет: трудная дорога к истине

Солнце уходило за горы, когда мы подъехали к Потале.

Многовековая резиденция глав буддийской религии вознеслась высоко над городом. Собственным месторасположением дворец напоминает о своем божественном долге быть оплотом возвышенного учения, дарующего живущим душевный покой, а умершим — надежду вернуться на Землю, пусть в другом обличье. В начале XX столетия в Тибете насчитывалось шесть тысяч монастырей. Каждый четвертый житель был монахом, добровольно отрекшимся от всех соблазнов мира, кроме соблазна следовать учению и быть его проводником. Не было семьи, где хотя бы одного сына не отдали в монастырь. Он не возьмет в руки оружие, не обидит живое существо, не произнесет лживых слов, а будет сострадать опечаленным, развивать свой ум, совершенствовать душу. Я благоговейно смотрел на приподнятую над скалой тринадцатиэтажную суровую крепость с белыми степами, темно-красными карнизами, с кровлей из листового золота, поражаясь тому, как его творцам удалось совместить в архитектурном обличье неприступность средневекового замка с подобием собранной из кубиков легкой игрушки.

Поталу воздвигли во времена тибетского властителя Сронцзан Гамбо, основателя Лхасы. Его жена-китаянка мудрая Вэнь Чей одарила супруга свитой китайских ученых, художников, мастеров. От них быстро пошли в рост тибетские науки и ремесла. А вторая жена, дочь непальского царя Лхачжиг Тибцзун, неистовая приверженка буддизма, веры отца, привезла с собою медную статую Будды Шакьямуни, своего священного земляка. Будда, скрестив ноги, сидит на лотосе, опустив левую руку к колену и держа в правой полусогнутой руке чашку. Он весь — спокойствие, весь — сосредоточенность и мудрость. Для огромной статуи пришлось строить особый «Храм чудесного сияния» и замок на трех вершинах скалы, от которых, по преданию, берет начало тибетская столица. После пожара, уничтожившего первую Поталу, возведенную в VII веке, при пятом Далай-ламе (XVII в.), тысячи тибетцев принялись восстанавливать дворец. Когда владыка умер, его окружение, говорят, шестнадцать лет не объявляло о том народу, чтобы оплакивание не затянулось и строители не бросили бы работу.

Я смотрю на широкие каменные лестницы, полукружиями восходящие к главным дворцовым воротам. Ступени выщерблены, стерты, побиты за сотни лет миллионами пар обуви всевозможного происхождения, но людской поток не прекращается. Толпы странников торопятся подняться в одиночку и семьями, неся детей на руках и отвешивая святыням глубокие поклоны.

Смешавшись с паломниками, ты не можешь передвигаться самостоятельно. Узкая людская река перемещает тебя полутемными помещениями, от одной резной колонны до другой, строго установленным маршрутом. Слева гигантские серебряные лампады с горящими фитилями освещают изваяния установленных справа будд. Они покрыты золотом, украшены изумрудами, кораллами, бирюзой. В золотых ступах — забальзамированные мощи предыдущих далай-лам и панчен-лам. Люди прикасаются к святыням лбами, что-то шепча, прося о своем. Трудно понять, вдыхая прогорклый запах масла, струится ли тепло к твоему лицу от горящих лампад или это эманация кармических воли, излучаемых святынями. А тебя несет в новые помещения, где густые ароматические запахи, обволакивая статуи будд и покоящиеся в деревянных ячейках священные манускрипты, обернутые в разноцветные ткани, усиливают мистическое состояние и кружат голову. Над всеми мыслями главенствует одна: народ с такими сильными религиозными чувствами еще будет давать миру, тонущему во грехах, уроки душевной чистоты и мудрости.

Где-то в этих помещениях с Далай-ламой встречался Лобсанг Рампа, наделенный талантом постигать тайны астральных путешествий и видения ауры. Обнаружив невероятные способности юноши, ламы просверлили ему посреди лба дырку, прошли сверлом насквозь лобную кость, вбили в голову прочную деревянную пробку. Он провел в операционной, в полной темноте, с пробкой во лбу, около трех недель, слыша только голоса лам, посвящавших его в тайны «третьего глаза». Теперь до конца своих дней он будет видеть людей такими, какие они есть на самом деле, а не какими стараются казаться. Отец-настоятель монастыря так напутствовал ясновидящего: «Твой дар дан тебе для оказания помощи ближнему. А не для собственного обогащения. Ясновидение может открыть тебе многое, но никогда не открывай своим ближним то, что может вызвать их страдания и попытку изменить жизненный путь» .

По поручению Далай-ламы XIII Лобсанг Рампа, спрятавшись за шторами резиденции в Норбулинке, ничем не выдавая своего присутствия, наблюдал за переговорами Далай-ламы с китайской делегацией. Юный ясновидец безошибочно определял по цвету и интенсивности ауры собеседников их истинные мысли.

Монахи Поталы — само спокойствие и доброжелательность. Они слегка улыбаются, словно тоже читают твои мысли. Единственное, что сгоняет улыбку с их уст и заставляет насторожиться, это если кто-то из туристов поднимает фотоаппарат и начинает прицеливаться, не уплатив монастырский сбор. Платить нужно за съемки отдельно в каждом помещении дворца. Стоимость разрешения в каждой комнате эквивалентна примерно десяти долларам. А комнат во дворце девятьсот девяносто девять. И не вздумай хитрить: в помещениях установлены глазки видеокамер, и на выходе могут возникнуть проблемы.

В одной из боковых комнат Поталы в пристенном углублении, как в пещере, сидит на циновке старый монах. Неподвижные глаза устремлены вовнутрь, не замечают никого, кто проходит мимо, не обращая внимания на бедного старца. Словно он не живой, а тоже изваянный и покрашенный, как будды, но пока не заслуживший чести, чтобы перед ним сводили на груди руки и прикасались лбами к его платью. В его глазах застыло что-то печальное и глубокое, выдающее напряженную мыслительную работу. Не из тех ли он мудрецов, кого подразумевал доктор Нима и кто способен на обдумывание основополагающих истин положить жизнь? Я долго не решаюсь нарушить его покой, но когда он замечает мое и моих сопровождающих бестактное присутствие и бросает в нашу сторону вопрошающий взгляд, я прошу моих спутников передать на его языке мои извинения и спросить, могу ли я быть удостоен чести поговорить с ним. Он еле заметным движением руки приглашает сесть рядом.

Спутники представили меня. Старец не стал, подобно многим, уточнять, где находится моя страна, о существовании которой вряд ли до сих пор подозревал; врожденная деликатность удерживает его от вопросов, которые могут нечаянно задеть чувства собеседника, но не исключено также, что у него тоже имелся прочитавший все обо мне «третий глаз», скрытый за прядью упавшей на лоб седины. Как мне сказали, монаха зовут Чжан Там, ему шестьдесят восемь, во дворце с детства. Мы заговорили о восьми заповедях Будды («Аттанга сила»), и я не удержался от вопроса, какой человеческий грех, но мнению монаха, следует отнести к самым большим. Старец посмотрел в мои глаза, приглашая поискать ответ не вне себя, а внутри и как бы не надеясь на мою перед самим собой честность, тихо добавил:

— Какой грех ты сам считаешь, что он самый большой, вот он самый большой и есть.

— А самое доброе деяние?

— Кого-то спасти.

Тогда я спросил, что делать человеку, если он по молодости и по слабости своей не всегда вел праведный образ жизни, не слишком задумывался, что правильно и что неправильно, а со временем, когда грехи вошли в привычку, когда стал зависим от них, хочет, но не может от дурных привычек избавиться. Взгляд старца снова заставил меня уйти в себя, и я почувствовал, как горят мои щеки. Видимо, прочитав в окружающей меня ауре мои угрызения совести, лама сказал:

— Старайся больше так не поступать.

— Но как избавиться от грехов?

— Делай чаще добро.

Лама заговорил о том, как все мы являемся частью друг друга, зависимы один от другого. Никому не дано испытать полное счастье нирваны в одиночку. Он вспомнил притчу о Будде, как тот достиг небесных ворот счастья, они распахнулись перед ним. Перед тем как войти, он увидел миллионы страдающих душ, так же устремленных к благословенным воротам. И когда привратники пригласили Будду войти, он отказался: «Я не могу, пока не дождусь всех. Мы с ними одно целое. Не может рука толкнуть дверь, пока не подошли ноги. Мне придется подождать остальных».

Речь зашла о предмете моих земных интересов. Разумеется, я не надеялся услышать рецепт или практический совет, что делать с угрожающим ростом числа людей, зависимых от наркотиков. Вряд ли на этом сосредоточивал внимание старый лама, уже полвека не покидавший дворец и никогда не встречавший людей, зависимых от наркотиков. Откуда им здесь взяться? Тибетцы, мы знаем, свободны от пристрастия. Иностранные туристы, сюда добирающиеся, обычно адепты буддистской религии, большинство их, предпочитают здесь медитировать, отвлекаясь от всех беспокойных влияний, и наблюдать свой ум, очищая его, а не затуманивая. Те же из иностранцев, кто употребляет наркотики и берет их в поездку, могут в городе искать себе компанию, в ресторане присматривать схожего с ними бедолагу. Но маловероятно, чтобы им хотелось исповедоваться перед тибетским ламой.

Лама задумался.

— Не нужно слишком часто внушать больному: «Забудь наркотики!» Это похоже на историю, когда человека заставляли не думать об обезьянах, и чем настойчивее ему об этом говорили, тем чаще обезьяны стояли у него перед глазами и являлись во сне.

— Но что делать? — повторил я.

Лама снова помолчал.

— Как я понимаю, особые химические элементы действуют на организм, вызывают красивые видения, фантазии, иллюзию удовольствий. Заменить наркотики трудно. Нечем. Человек как ребенок: он плачет, но когда ему сунут в рот конфету, успокаивается. Можно испытывать то же самое, когда занят своим делом, когда любишь это дело, когда успех приносит радость.

Похоже, лама не был уверен в моей способности достаточно полно постичь его мысль и после короткой паузы добавил:

— Есть четыре великие истины: истинные страдания, истинные их источники, истинные их пресечения, истинные пути. Страдания мы должны познать, источники устранить, сами страдания пресечь, а путь к освобождению пройти. Так учил Будда Шакьямуни.

— Что же с нами будет? — спросил я.

— Он знает! — Лама кивнул в сторону.

Среди других будд улыбался золотой Будда Майтрея, или Будда Гряду¬щего. Он должен явиться на Землю, когда завершится текущий цикл мирового развития (через восемьдесят четыре тысячи лет) и принести всем вечную справедливость, всеобщее равенство, счастье. Ноги владыки на троне не скрещены, как обычно у будд, а опущены. Это должно означать скорое пришествие его эры. Что значит это божество для тонко чувствующей души тибетца, прекрасно выразил Николай Рерих в серии живописных полотен «Майтрея», написанных в двадцатых годах XX столетия. Картины связывают его приход с лучезарным всепроникающим светом, который прольется на Землю из таинственного царства Шамбалы, пока напоминающего о себе отблесками северного сияния. Художник считал Шамбалу «краеугольным понятием Азии», в легендах и преданиях о которой «заключается, быть может, наиболее значительная весть Востока. Кто ничего не знает о жизненном значении Шамбалы, не должен утверждать, что он знает пульс современной Азии» .

Будда Майтрея загадочно улыбается.

Хочется верить, что наше будущее ему приятно.

Вокруг уже толпились люди, прислушиваясь к разговору. Мне было неловко и дальше отвлекать ламу от внутренней работы, которой он занят. Истина одна и та же в буддийском, христианском, мусульманском, иудейском мирах, на Востоке и на Западе. Чтобы убедиться в одинаковом понимании добра и зла, думал я, нет необходимости далеко ездить; интересней, пожалуй, совершать путешествия, подобно мудрому старцу, по лабиринтам собственной души. Но мне предстояло возвращаться в Бишкек, к своим больным, я видел их измученные лица, отчаяние в умоляющих глазах матерей, и, когда подоспело время прощаться с ламой, само собой сорвалось с губ: что сказать моим пациентам? Ламе не надо было объяснять, что я имею в виду. Он прочитал мой вопрос, мое состояние, мое чувство бессилия раньше, чем я произнес слова.

— Для преодоления скверны, греха, страстного желания требуется воля. Надо только поверить в себя. Я могу, я обязательно брошу, больше не повторю. Только в этом спасение существ в круговороте бытия…

Прощай, Тибет! Ты заставляешь о многом задуматься и кое-что понять. Стремление переступить через общие законы, как через предрассудки, освободиться от их обязывающего воздействия, жить только для себя в поисках услад, развращающих ум, растлевающих душу, вызывающе противостоит прекрасной космической гармонии мира. Нам еще так много надо понять и от познания мира, а с ним собственной сущности испытать божественную радость и наслаждение. Я верю, мне хочется верить: придет новый человек, наделенный способностью раскрывать неисчерпаемые возможности своего сознания, души, всей энергетики. Он сумеет преодолеть страдания и в союзе с другими вселенскими силами, пока скрытыми от нас, ждущими нашего к ним энергичного обращения, выстоять против зла и победить.

Как сказал старый лама в Потале, надо только поверить в себя.

Надо только поверить.