Китайский опыт: расстрелы и лечение

Главный храм поддерживают тридцать шесть круглых деревянных столбов, испещренных резьбой. В центре храма — гигантская фигура Лао-цзы. Мыслитель в красном халате и с золотой короной на голове. За ним двенадцать апостолов в белых халатах и черных шапочках. Тихо звучит музыка — даосы играют на флейте, трубят в раковины, бьют в медные тарелки и палкой о палку. У даосов нет аллергии на фотокамеры, они разрешают фотографировать, только просят, чтобы фотографии с их собственным изображением не появлялись в печати. «Мы не любим чрезмерного внимания к своим персонам и шума вокруг себя. Когда наши лица путешествуют отдельно от нас, нам плохо».

Монахи в свободных синих платьях до пят старательно выводят кисточками на рисовой бумаге иероглифы и размышляют о жизни. Их постулаты кажутся простыми, а вдумаешься — не достанешь дна. Мой переводчик читает с листа: «Человек при рождении нежен и слаб, а после смерти тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении нежны и слабы, а при гибели тверды и крепки. Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое есть то, что начинает жить. Поэтому могущественное войско не побеждает, а, подобно крепкому дереву, гибнет. Сильное и могущественное не имеет того преимущества, какое имеет нежное и слабое. Вода — самое мягкое и самое слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима, и на свете нет ей равного. Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твердое. Это знают все, но люди не умеют этим руководствоваться. Мудрый человек говорит: кто принял на себя унижения страны — становится государем, и кто принял на себя несчастья страны — становится властелин ом».

Смысл бытия, говорят даосы, в неделании. По-нашему, в совершенном бездействии, подобном состоянию, какое испытывает на волнах щепка, уносимая рекой к океану. Отчего появилось зло? Оттого, что люди, интересуясь, узнали о существовании добра. Почему на свете существует безобразное? Потому что людям открылась красота красивого. Не знай мы высокого, мы бы не замечали низкого.

Вопрос о том, как относиться к смертной казни за провоз и торговлю наркотиками, у даосов не вызывает интереса, они стараются перевести беседу в другое русло, но когда я возвращаюсь к вопросу в третий и четвертый раз, старый даос сказал, не прекращая водить кистью по бумаге:

— Мы против насилия по отношению к любому живому существу, даже насекомому; наш мир — сострадания, любви, развития духа — не знает злобных чувств, в том числе отмщения. Но намерение властей остановить наркотики — понимаем.

Наркотики в Китае допекли всех.

— Что делать, когда человек привык к наркотикам? — спрашиваю я.

— Вы ничего не можете поделать. Все зависит от воли человека. Он сам выбирает свой образ жизни, и никто ему не поможет, пока он не решит помочь себе сам. Каждый по-своему понимает смысл жизни. Со стороны никому нельзя помочь.

Из Сычуани до соседней провинции Юньнань (центр Куньмынь) не больше двух часов полета. Пограничная провинция полна наркотиков, поступающих по горным тропам из наркосеющих районов смежных государств — все тех же Мьянмы, Лаоса, Таиланда.

Если, прилетев в Куньмынь, сесть в ночной поезд, утром окажешься на перроне вокзала Дали, на озере Эрхай с буддистскими храмами. В великолепном парке три древние пагоды, достающие до облаков. Это центральная часть древнего монастыря Чуншэнь. Вокруг цветущие рододендроны (китайцы их зовут «кукушкины цветы») и море камелий — от белоснежных и розоватых тонов до фиолетовых, почти черных. Камелии этой местности дарили китайскому императору, они стали гордостью его сада в Пекине и распространились по всему Китаю. Здесь благодарственно повторяешь: как прекрасен дарованный нам мир!

Утопающий в зелени Дали — самый близкий к китайско-мьянманской границе пункт перевалки наркотиков. Усиливая контроль над горным тропами, правительство Китая нашло способ, как предотвращать или хотя бы сокращать наплыв опиатов из соседних стран. В 1997 году китайцы предложили мьянманцам приграничной полосы (Шанская национальна область) заменять посевы мака на посевы риса, зерновых, сахарного тростника, гарантируя закупать урожай по мировым ценам. Мьянманцы поверили соседям. Гектар сахарного тростника приносит втрое больше дохода, чем гектар опийного мака. Больше не надо маскировать участки в лесах и волноваться, когда пролетают патрульные самолеты. За пару лет две трети мьянманских крестьян перешли на выращивание сахарно тростника. Опыт китайцев доказывает: существует возможность для заинтересованных государств применять этот ненасильственный подход к владельцам плантаций наркотических растений не только в пределах собственной страны, как это практикуют боливийские власти в Чапаре, но и по другую сторону границы, как это удалось китайцам.

Водитель такси Чан, с которым мы выезжаем из города, местный уроженец, приветливый и разговорчивый. Машина бежит по государственной дороге в сторону Мьянмы, вдоль кипарисов и туи, за которыми белые одноэтажные домики — контрольные посты, проверяющие транспорт, идущий в обратном направлении, от китайско-мьянманской границы. По словам Чана, в последнее время полиция очистила город от наркоманов. Много молодых людей от девятнадцати до тридцати лет отправлены в центры принудительного лечения.

— Их возят по этой же дороге…

У Чана хорошее настроение. Жена — продавец газет, шестилетняя дочь в детском саду, на жизнь хватает. Среди знакомых есть любители наркотических забав, но попался только приятель его знакомых — не в Дали, а в Гоуанчжоу. Взяли при перевозке на грузовике большой партии «льда». Несчастного казнили вместе с шестью сообщниками. Сам Чан ничего не имеет против смертной казни. Власти, считает он, отвечают за безопасность государства и вправе наносить кому следует «сокрушительный лобовой удар». Так думают многие китайцы. Они доверяют властям и не желают возвращаться во времена, когда в опиекурильнях собиралось больше людей, чем в храмах.

В Юньнани, кроме ханьцев, живут два десятка малых народностей. Их можно увидеть всех разом, побывав в построенном под Куньмынем этнографическом музее под открытым небом. Там весь день маленькие электромобили снуют по дорожкам. В сопровождении очаровательных девушек, представляющих какую-либо из народностей и одетых в традиционную для этой народности одежду, за день можно объехать поселение. Входить в домики с типичной для каждого народа архитектурой и утварью, говорить с молодыми людьми, готовыми рассказать об обычаях предков, показать песни и танцы и позировать перед вашими фото- и кинокамерами.

Бросив вещи в отеле, мы поймали машину и отправились из Куньмыня в знаменитую «деревню». Меня интересовали участки двух народностей — и-дзу и хуэй-дзу.

Наружные стены глинобитного дома и-дзу прикрыты от крыши до земли ожерельями золотистого репчатого лука, красных перцев необычайной величины. Проводницы по участку — широколицые девушки и-дзу, поигрывая зонтиками, укрывающими их личики от солнца, показывают плуги и бороны, ведут на экспериментальное поле с поливочной машиной, приглашая полюбоваться образованной струями воды радугой.

— «Правда, красиво?» — допытываются они, не успокаиваясь, пока гости не проявят восторг. Я преклонялся перед трудолюбием живущих в горах и-дзу, неутомимых земледельцев, как все китайцы, но не мог забыть рассказы моих случайных знакомых: молодые и-дзу и хуэй-дзу, смелые люди, прекрасно знающие местность, как раз и есть перевозчики наркотиков от лежащего на границе с Мьянмой поселка Баошань по тайным тропам и дорогам Китая.

Когда мы прощались, я спросил подруг, правду ли говорят, что некоторые парни и-дзу зарабатывают на жизнь переносом наркотических веществ.

— У нас таких нет! — бойко ответила одна.

— Мы с такими не водимся, — уточнила другая.

Электромобиль остановился у усадьбы народности хуэй-дзу. Моими гидами оказались девушка и парень, оба в национальных одеждах, похожие на участников фольклорного ансамбля. Я слышал, по склонности к частым переездам, к торговле и промыслу конным извозом хуэй-дзу похожи на цыган. Но, сколько ни всматривался в их лица, ничего «цыганского» в них не заметил. Меня завели в просторный дом-музей со множеством бытовых предметов, вырезанных весьма искусно. Хуэй-дзу, к слову, исповедуют ислам, это заметно в их одежде и убранстве дома. Люди этой народности селились вдоль главных дорог провинции и на лошадях перевозили грузы по Китаю, в Тибет и Непал. Торговля, риск, быстрый оборот денег — их призвание. Когда не было товаров для легальной торговли, они перевозили оружие в Гонконг, а с провалом этого рынка принялись за доставку наркотиков.

Это не первое знакомство хуэй-дзу с наркотическими веществами. В период между окончанием опиумных войн и победой народной революции Юньнань была французской колонией; пришельцы заставляли крестьян засевать поля опийным маком и сами торговали опиумом. Многие хуэй-дзу, по преимуществу бедняки, жили в горах Сычуани на границе с провинцией Юньнань. Услышав о французских экспериментах, они предложили пришельцам торгово-транспортные услуги. Помимо опиума, развозили героин, который сами же и доставляли сюда из Индии, пробираясь через Непал и Тибет. Заработав на наркотиках, сегодняшние хуэй-дзу раз в год отправляются в Мекку поклониться Святой земле, а затем возвращаются в Куньмынь к месту постоянной рискованной работы .

И-дзу и хуэй-дзу, не желающих заниматься запретным промыслом, можно встретить в торговых лотках, в мастерских по пошиву одежды, на промышленных предприятиях, среди сотрудников туристических агентств, в том числе в расположенном в ста двадцати километрах от Куньмыня природном заповеднике «Каменный лес». На огромном пространстве ветры и дожди за миллионы лет изваяли меж озерами и водопадами причудливые скалы. Одиночные, парные, собранные в группы, они образуют скульптурные композиции, в которых без труда обнаружишь черты классического реализма, импрессионизма, сюрреализма. Переходишь от скалы к скале, стоишь перед ними, задрав голову, пока не одеревенеет шея, и думаешь: если бы природа и человек, ее венец, состязались бы в игре фантазии, верх, конечно же, одержала бы природа.

В осенней траве, в тени каменного леса, в котором чувствуешь себя лилипутом, приходит мысль о драматизме краткого пребывания человека на Земле. Мы являемся в прекрасный, не устающий удивлять нас красотой и разнообразием мир, пробуждающий высокие стремления, помогающий мыслить, но при всей его щедрости, при явной расположенности к нам не способный чувствовать и думать вместо нас. Это должны делать мы сами. Обидно уступать соблазнам обманчивых услад и, давая обмякнуть в безделье мозгу и сердцу, теряя время, лишать себя истинных радостей жизни. Каменный лес предлагает думать о вечном. О возникшей задолго до появления каждого из нас нашей встроенности в мудрый всепроникающий Космос.

Машина бежит по государственной дороге № 320.

На пятнадцатом километре видим синий щит-указатель: поблизости центр принудительного лечения наркоманов. Тот самый! Крупный реабилитационный центр, о котором я слышал в министерстве общественной безопасности в Пекине. Как же я не предвидел такую возможность, не предусмотрел, не запасся нужными бумагами?! Ведь знал же о неумолимости китайского чиновника в ситуации, связанной с качеством оформления любого документа. Я ругал себя последними словами. Будучи почти у ворот центра принудительного лечения, горько жалея о своей недальновидности, я все же прошу водителя подъехать к воротам в надежде поговорить хотя бы с кем-нибудь. Минут через десять наша машина тормозит у каменной арки со стеклянной будкой комендатуры и красным щитом: «Если мы не искореним наркомафию — потеряем нацию» — слова Цзян Цзиминя, Председателя КНР.

Дежурные офицеры долго выясняют, кто мы и откуда, идут куда-то звонить, но помочь ничем не могут. Воскресный день! Без разрешения пекинских властей нас не могут пропустить во внутреннюю зону — особо охраняемый городок с жилыми, производственными, лечебными помещениями, беговыми дорожками, площадкой для строевой подготовки и спортивных игр. Это мы можем видеть только издали. Офицер по имени Ли Кан все же согласился ответить на наши вопросы. Центр принудительного лечения в Куньмыне открыт в 1989 году. Строительство обошлось в двадцать четыре миллиона юаней (три миллиона долларов). В штате до пятисот милиционеров, подчиненных отделу общественной безопасности провинции Юньнань. Милиционеры в синей форме, с погонами и нашивками. Часть их работает в исследовательском отделе и имеет на своем счету изобретенный для больных антинаркотический препарат. Это капсулы под кодовым названием «6, 26». Химический состав препарата наш собеседник не знает, но если бы и знал, сообщать был бы не вправе — это ноу-хау центра. Большинство находящихся здесь мужчин и женщин страдали опиатной зависимостью, и препарат, скорее всего, предлагается как средство лечения опиатной интоксикации и поддерживающей терапии. Краткосрочное лечение даже в сочетании с психотерапией в целом не слишком эффективно, а держать здесь наркозависимых больных годами нет возможности.

— А если, освободившись, молодой человек снова потянется к наркотикам? — спрашиваю я.

— Опять заберут лечить, но на этот раз по решению суда, на три года, в трудовом лагере или в тюрьме.

Практикующие врачи, с кем я встречался в разных странах, сильно сомневаются в возможности вылечить хронически больного наркоманией вопреки его желанию, без его собственных усилий. Мне тоже не известны случаи, когда бы освобождали от наркотической зависимости человека помимо его воли. Такие попытки равносильны обещаниям разного рода «народных целительниц» излечивать алкоголиков по фотографии. Я вижу достоинство принудительного лечения в другом — страх перед перспективой попасть в жернова жестких милицейских программ вынуждает тех, кто не способен бросить наркотики самостоятельно, добровольно обращаться в общедоступные бесплатные государственные клиники, имеющие наркологические отделения на двадцать пять — тридцать коек. Такие отделения открыты по всей стране. Их пациентам гарантирована поддержка уличных комитетов, участковых милиционеров, а также соседей, бдительно следящих за моральным состоянием живущих рядом. В Китае общественность, представленная микросредой, в которой люди обязаны знать соседей и отвечать друг за друга, часто определяет поступки индивидов.

В Юньнани 87 центров принудительного лечения и 8 трудовых лагерей. Пораженный таким их количеством, Пино Арлакки, исполнительный председатель Программы ООН по борьбе с наркоманией, назвал эту китайскую провинцию «образцом для всего мира» .

Эффективно ли принудительное лечение?

Как посмотреть. За три года (1997 — 1999) принудительное лечение в реабилитационных центрах прошли 320 тыс. наркозависимых китайцев. В трудовых лагерях — 210 тысяч. Многие не смогли выносить симптомов прекращения приема наркотиков. По наблюдениям китайских медиков, больше 90 процентов больных после выписки из отделений принудительной терапии снова принимали наркотики. Таким образом, если иметь в виду число бросивших курить (большинство китайцев наркотики курят), результаты не слишком обнадеживают.

Зато наркоман, пока он изолирован, дает стране отдохнуть.

В 1993 году Управление по лекарственным препаратам министерства здравоохранения Китая выдвинуло комплексный принцип лечения наркобольных, включающий четыре аспекта: избавление от пристрастия, восстановление здоровья, предотвращение рецидива, социальная реабилитация.

При лечении наркотических зависимостей китайские медики используют средства традиционной медицины (наборы местных трав) и общепринятые химические препараты. С начала девяностых годов в работе с опийными наркоманами для детоксикации и поддержки применяют метадон китайского производства. Академия военно-медицинских наук Китая синтезировала собственный эффективный обезболивающий препарат (акцептирующийся двуводородный атрофен), применяемый для ослабления опиатной зависимости, но продолжительность его действия довольно короткая. Повышению иммунитета и восстановлению здоровья наркобольных хорошо помогают традиционное здесь иглоукалывание и лекарственные растения с тонизирующими и общеукрепляющими свойствами.

Я был наслышан о научно-исследовательском Институте микроциркуляции крови в городе Нимбо, в трех часах езды на автобусе от Шанхая. Там профессор Янг Гудонг еще в восьмидесятых годах изобрел собственный антинаркотический препарат на основе белены (скополии японской). Он ездил по районам с наибольшим распространением наркотической зависимости (Жуйлинь, Выншань), испытал новое средство с применением скополамина (алкалоида растений семейства пасленовых, к числу которых принадлежит белена) и разработал способ лечения, получивший известность как метод «Один плюс один». Клинические испытания подтвердили высокую эффективность препарата и метода. По наблюдениям медиков, результаты заметно выше тех, какие удается достичь при применении препаратов группы метадона. С 1991 года за восемь лет лечение новым методом прошли восемь тысяч больных. Каждый пятый обходится без наркотиков два года, некоторые — четыре, пять и больше лет. На Всемирной выставке в Брюсселе король Бельгии удостоил доктора Янга Гудонга титула рыцаря.

В пятимиллионном Нимбо на набережной всю ночь горят огни, освещая лотки со свежей рыбой и морепродуктами. Я, конечно, не упустил возможности попробовать морские деликатесы, но задерживаться не было сил — утром предстояло быть у доктора Янга Гудонга.

Институт по улице Северной, 42 — комплекс зданий с научными отделами, лабораториями, лечебным корпусом. Сотрудники ведут фундаментальные и прикладные исследования, изучая механизмы воздействия героина на мозг и организм в целом. Эксперименты проводят с белыми мышами и обезьянами (я видел в клетках четырех подопытных мартышек). В лаборатории — приборы для микроскопического, молекулярно-биологического, экспресс-анализа. Я слушал коллег рассеянно: мне интереснее были созданные здесь новые антинаркотические препараты на основе белены. Растение было известно традиционной китайской медицине и описано в древнем «Классическом шеннонском травнике». Алкалоиды белены воздействуют на психику человека (китайцы называют их словом, звучащим в переводе как «безумие») и особенно эффективны в комбинациях с другими антинаркотическими препаратами. В поисках оптимальной дозы доктор Янг испытывал их на себе, принимая дозы, превышающие традиционные до ста раз. Созданный им препарат по воздействию похож на метадон, но не вызывает зависимости, восстанавливает иммунную систему и выводит из организма наркотики полностью.

Мне не терпелось встретиться с Янгом Гудонгом.

Любопытство подогревали рассказы его коллег. В 1992 году некий ком¬мерсант из Гонконга, человек средних лет, начавший принимать наркотики подростком, постоянный пациент гонконгских психиатрических клиник, не желая больше выносить боли при отмене наркотиков, рванул на своей машине через границу в Нимбо. В багажнике был запас наркотиков — на тот случай, если и здесь боль будет невыносима. Пока доехал до институтских ворот, снова начался синдром отмены. Выйдя из машины, он сильно дрожал, сам идти не мог. Медики внесли его в палату и сделали инъекцию. На следующий день, открыв глаза, коммерсант не сразу сообразил, где находится и как сюда попал. Но чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние двадцать лет. Прошел еще день, прежде чем он захотел есть. Пища ему показалась такой вкусной, какую он помнил с детства, когда ее готовила мама. В течение недели врачам удалось с помощью препаратов и психотерапии поставить пациента на ноги: полностью вывести из организма вещества, вызывающие пристрастие, улучшить общее состояние здоровья. Поддержали его готовность продолжить лечение до полного возвращения к нормальной жизни. С той поры участились звонки и письма больных из Гонконга: живой пример лучше всякой рекламы.

Янг Гудонг не похож на фанатика, жертвующего собой ради сомнительной идеи. Он ученый и практикующий врач необычайной целеустремленности. Когда его осенила идея использовать белену и надо было убедиться в ее полной безопасности, он испытывал препараты на себе самом, принимая по пять таблеток, потом по десять, двадцать, сорок, доводя дозу до сотни таблеток за прием. Кружилась голова, учащался пульс, что-то случилось со зрением: предметы становились расплывчатыми, тело обретало прекрасную легкость, он чувствовал себя парящим над землей. Было ясно: передозировка беленой даже в сто раз по сравнению с общепринятыми дозами — не фатальна. Экспериментируя, подвергая риску только собственное здоровье, он нашел оптимальную дозу вещества растительного происхождения, не вызывающего зависимости, способного противостоять отравлению наркотиками. При этом улучшать микроциркуляцию крови, укреплять иммунную систему организма. Это особенно важно: у многих наркозависимых больных нервные окончания выделяют токсическую субстанцию, или ядовитое вещество (ацетилхолин), вызывающее бессонницу и боль во внутренних органах. Поддерживающая терапия с применением нового препарата безопасна, не вызывает побочных эффектов, в том числе чувства угнетения, какое бывает, когда прекращаешь прием наркотиков.

С Янгом Гудонгом мы пошли по палатам.

Металлические решетки на дверях, за которыми лежат больные, прохаживающийся по коридору надзиратель в военной форме… Тюремная атрибутика неожиданна и странна; мы в бишкекской клинике отказались даже от намека на насильственное удержание пациента, полагаясь на его добровольный выбор и заинтересованность полностью пройти лечебный курс. У нас пациенты принимают пищу одновременно и в столовой, за исключением тех, кому это по разным причинам трудно, — им еду приносят в палату. А тут каждый ест в палате и в одиночку. Я рассказал, как это делается у нас, и спросил, не давит ли строгая изоляция на психику пациента.