Индийские фермеры выращивают мак

Зачем Робинзон Крузо продавал опиум в Китай? — Верховный бог Шива: тайна синего горла — Что курят в двух шагах от Тадж-Махала — «Второй фронт» в Азии — «Под маком у нас сегодня 13000 гектаров» — Монополия государства и деревенский ламбрадар — Как стал наркоманом фермер Hup из Пенджаба — Легализация: аргументы доктора Мохана

Больше двух с половиной веков назад Даниэль Дефо во «второй и заключительной части» жизни йоркского моряка Робинзона Крузо отправил своего героя, когда-то заброшенного на необитаемый остров и сумевшего выжить в невероятных обстоятельствах, в новое кругосветное плавание, которое не могло обойти Индию. Сам писатель, как известно, не совершил ни одного продолжительного морского путешествия, но, перечитывая книги и периодические издания, прекрасно ориентировался в конъюнктуре мирового рынка. Именно поэтому его отважный и предприимчивый Робинзон, удачливый коммерсант, по-прежнему озабоченный интересами английской торговли, везде занимался коммерцией. В Сибири скупал соболей, лисиц, горностаев, а в Индии, конечно, взялся за поставки опиума в соседний Китай .

Я прилетел в Дели без какого-либо намерения усомниться или, напротив, удостовериться в безупречности описания новых приключений Робинзона, оказавшегося вовлеченным в сбыт наркотиков. Во всяком случае, индийская столица в первые часы знакомства ни с какой стороны не напоминала об этой странице своей истории. На берегу реки Джамны видишь пришедшие в запустение средневековые поселения Лалкот, Сири, Джахан-панах, Туглакабад, дальше Пурана-кила и Фируз-шах-котла, а за ними шумные торговые улицы и высотные административные здания нового города, построенного по всем канонам колониальной монументальности в сочетании со стилизованными архитектурными элементами Востока.

Строг и величествен торговый центр на Коннаут-плейс, размещенный на круглой, словно очерченной циркулем огромной площади, окружен¬ной одинаковыми трехэтажными зданиями, выходящими на площадь симметрично расположенными колоннами. На нижних этажах — богатые магазины и рестораны, а на лотках между ними бойкая торговля газетами, восточными сладостями, сувенирами, всякой всячиной, какую может предложить туристам город ремесленников и торговцев. А неподалеку комплекс строгих правительственных зданий из мрамора и камня, перемежаемых лужайками, мощеными дорожками, красивыми фонтанами, безуспешно пытающимися ослабить жаркую, томящую духоту.

Вбирать бы в себя экзотический город целиком, как он есть, с фешенебельными виллами во глубине цветущих садов, с бредущими по улицам людьми в длинных полотняных рубахах и жилетах, в узких хлопчатобумажных брюках, в «пилотках» или чалмах на голове, любоваться бы царственным нарядом индийских женщин, выплывающих из роскошного отеля «Ашока», но с раздражающей себя самого непоследовательностью снова думаешь о чем-то давно прошедшем. О том, например, как британские корабли вывозили отсюда золото, изумруды, алмазы, пряности.

А Робинзон Крузо вместе с земляками-англичанами вывозил индийский опиум в Китай. Две опиумные войны случились через сто с лишним лет после смерти создателя романа, и ни автор, ни его герой ни с какой стороны не могли быть к ним причастны. Но почему, когда сегодня видишь на тротуарах Дели рваную рогожку и мешковину, а на ней полуобнаженных людей, спящих на боку, опустив головы на локоть, никак не реагируя на ползающих по высохшим лицам насекомых, с горечью думаешь о том, что судьба этих несчастных, возможно, сложилась бы иначе, не будь их земля богата сокровищами, в которых нуждалась британская корона и ради которых пускались в рискованные плавания предприимчивый Робинзон и его европейские современники.

— Какой же от марихуаны вред, когда ее курил верховный бог Шива?! — удивляется в Дели администратор отеля «Кларисс», скосив глаза на висящее в холле изображение почитаемого им божества. Ты боишься неосторожно задеть религиозные чувства администратора и, глядя на изображение, пытаешься вспомнить, что тебе известно о божестве.

Шива имеет обыкновение возникать в неожиданных местах, будь то речной берег, где индусы сжигают трупы, или поле битвы, или край обрыва, где кончается путь. Окруженный злыми духами и призраками, он олицетворяет разрушение, которым завершается существование всего сущего. И он же появляется на склонах Гималаев на тигровой шкуре, с длинными волосами, заплетенными узлом на макушке, в серьгах из свившихся змей. Здесь его тело покрыто золой. Он погружен в медитацию и видит мир глазами мудрости. Почти всегда с ним рядом жена Парвати и верный бык Нанду, на котором он странствует. Но едва ли не самое распространенное изображение идола — Шива, танцующий на горе Кайлас или в своем дворце Чиндамба-рам. Ему приписывают изобретение ста восьми индийских танцев с бешеным ритмом и особой пластикой.

Из многих мифов о Шиве мне в душу запала история, объясняющая связанный с ним и довольно редкий даже в цветастой восточной речи эпитет «синегорлый» (налаканат-ха). Говорят, спасая других богов от гибели, он выпил припасенный для их умерщвления яд (калакуту). Горло стало синим, почти черным, а боги и вселенная были спасены.

Но при чем тут марихуана?

Ответ появился в то же утро. Ко мне в отель пришел индусский доктор Радж Анут, лет сорока, когда-то проходивший практику в московском Институте микрохирургии глаза у Святослава Федорова и еще не забывший русский язык. У него здесь своя клиника, обслуживающая дипломатов, в том числе России и Кыргызстана. Среди пациентов часто попадаются алкоголики, а зависимый от наркотиков был не так давно, студент какого-то колледжа из Агры, причем не сам заявился, а родители привезли. Как лечили? В первый день врачи справились с острыми проявлениями передозировки опиатов, затем заперли в комнате, не разрешая выходить, а когда начался синдром отмены, провели детоксикацию, давали снотворное. Пациент три дня спал; родители забрали парня домой. Их предупредили: при краткосрочном курсе лечения опиатной зависимости редко бывает стабильный результат.

Радж рассказывал:

— У нас в Дели я наблюдал сценки на железнодорожном вокзале: в зале ожидания доверчивым пассажирам, часто из деревни, бесплатно предлагают сладости: «Вам гостинец от Бога!» Сладости смешаны с опиатами. Люди засыпают, их обворовывают. Когда-то я работал на «скорой помощи», нам постоянно приходилось увозить пострадавших в больницу.

И все-таки, чем была марихуана для Шивы?

Не ей ли божество обязано беззаботностью, состоянием расслабленности, хроническим воспалением горла? Приверженец индуизма, в котором огромное число богов и нет единого для всех, нет основателя религии или пророка, Радж признает триаду («Тримурти»), где существуют Брахма, Вишна и Шива. Из них ему ближе всех Шива. Он слышал от своих стариков рассказы о том, будто в упанишадах и в древних эпосах есть намеки и даже прямые указания на увлечение Шивы марихуаной, усиливавшей его космическую энергию, особенно при исполнении зажигательных танцев. Мне же увиделось прямое доказательство пристрастия Шивы к марихуане как раз в легенде о «синем горле». Хроническое воспаление горла и изменение окраски языка — одно из распространенных последствий использования марихуаны. Приверженцы индуизма, его течения шиваизма, скорее всего, употребляя каннабис, приписывали своему божеству последствия, которые с древних времен с испугом наблюдали у самих себя, когда курили или ели марихуану.

Опийный, мак и особенно коноплю можно и в наши дни встретить в Индии на больших площадях, по преимуществу в холмистой местности, где их специально культивируют, и услышать историю их употребления с древнейших времен, задолго до того, как на ее берега накатилась волна колонизации. Европейцы застали времена, когда в глухих индийских деревнях конопляные листья жевали, марихуану курили; из этих растений, смешав их с молоком и сахаром, лепили сладости, а вязкий коричневый ком опиума в Раджастане и Пенджабе растворяли в глиняной чашке с водой и принимали внутрь как пищу или напиток.

И сегодня в каком-нибудь селении штата Уттар Прадеш (в районах Найнитал, Пилибхит, Кери, Алмора и других) увидишь, как крестьяне ле¬пят из зерен конопли вкусное (по их понятиям) блюдо «чутни», свободное от наркотических свойств, а конопляные листья идут на приготовление салатов. Но жители деревни назовут соседей, употребляющих каннабис и как наркотик. Таких в деревне до пяти процентов. К этому относятся спокойно. В предгорьях Гималаев многие фермеры выращивают наркосодержащую коноплю для приготовления популярных здесь некрепких наркотиков — шараса, ганджи, бханга. Их особенно любят сидхи. Они собираются вечерами на окраине деревни, чтобы выкурить пару «чиламов» — удлиненных глиняных трубок с ганджой. В некоторых семьях традиционно, как ежедневный ритуал, используют бханг — из конопляных листьев делают пасту, разбавляя ее сладким напитком. Многие употребляют бханг во время индуистских праздников Холи и Шивратри, приносят его как пожертвование Шиве или применяют как стимулирующее средство для повышения сексуальных возможностей .

Есть индийские общественные ритуалы и религиозные собрания, на которых употребление наркотиков традиционно и обязательно. Каннабис раздается верующим в храмах во время церемоний и больших праздников. Многие индусы, прежде всего сидхи, убеждены в способности наркотических веществ освобождать сознание от мирского хаоса и помочь сконцентрироваться на поклонении божеству. В известных местах паломничества (Каши, Матура, Пури) употребление наркотических веществ в больших количествах общепринято, и верующие были бы удивлены, если бы кто-либо словом или делом помешал следовать обычаям отцов.

Чаще других наркотиков индусы употребляют бханг. В каждом регионе страны у напитка свое название, но почти везде это водный настой растения, смешанного с черным перцем и сахаром. Гурманы для вкуса добавляют приправы, вроде анисовых семян, шафрана, гвоздики, мускуса, кардамона, лепестков розы. Часто в дело идут лакрица, фисташковые орехи, сок граната и фиников, кокосовое молоко. Приготавливая из бханга сладости, используют масло буйволицы, пальмовый сахарный сироп. Эти и другие компоненты идут на приготовление слегка пьянящих конфет, халвы, желе «мажун». Состав бханга выглядит безобидным, даже соблазнительным, но продукт часто приводит к потере пространственной и временной ориентации, как при сильной алкогольной выпивке, к странностям и неожиданностям поведения. В высших и средних слоях индийского общества такое состояние считают недостойным. Сегодня только не имеющая работы малограмотная беднота соблазняется бхангом, чтобы хоть ненадолго испытать чувство эйфории. Желе «мажун» обычно раскупают

провинциальные молодожены и женщины легкого поведения в на¬дежде усилить сексуальные желания.

Было жаркое утро, когда машина вырвалась из шумных торговых улиц Дели и вышла на прямую дорогу к Агре, древнему индийскому городу, известному усыпальницей Тадж-Махал. Я напрасно надеялся сосредоточиться на предстоящем восприятии одного из чудес света, как называют в литературе этот памятник старой мусульманской культуры. Дорога запружена отчаянно ревущими, обгоняющими друг друга лимузинами, грузовичками, туристическими автобусами. Им приходится подолгу стоять у семафора, нервно и пронзительно сигналя в ожидании, пока дорогу пересечет караван навьюченных лошадей, которых ведет за собой, спотыкаясь, горбатый индус. Ближе к городу на дороге идут ремонтные работы, и это опять создает проблемы.

Не знаю, как другие путешествующие люди, но когда я обессиленно вышел из машины и добрался до беломраморного чуда с царственным куполом и высокими шпилями, поддерживающими небо, разум мой понимал, что это, конечно, чудо, но усталая от дороги душа не трепетала. Сюда, наверное, следует добираться не три с лишним часа в облаках выхлопных газов, а на вертолете или на воздушном шаре, и воспринимать ансамбль чистым сердцем.

Миновав мозаичные ворота тончайшей работы восточных мастеров, переведя дух на каменных ступенях пред выложенным мраморной плиткой бассейном, в котором ансамбль отражается с зеркальной резкостью, проходишь вдоль стриженных газонов, сдаешь у входа свою обувь и получаешь взамен матерчатые тапочки. Восемнадцать лет (1632 — 1650) строили на возвышенном берегу Джамны этот ослепительной белизны мавзолей жены Шаха Джахана. Это воплощенная в камне песнь вечной любви к женщине, вознесенной на Небеса. Под сводами золотого мозаичного купола действительно чувствуешь, как красота и гармония входят в душу, наполняют ее до краев.

Выйдя с толпой туристов из арки, украшенной восточными изразцами, пересекаешь улицу и прячешься от полуденного солнца под тентом углового кафе. Потягиваешь из бутылочки «севен-ап», наблюдая за перекрестком. Туристы спешат к автобусам, не обращая внимания на маленьких бродяжек в рубашках до пят, театрально склонивших набок взлохмаченные головенки, выбросив вперед тонкую руку с согнутой ладошкой, согнутой самую малость, чтобы из нее не выпала брошенная в нее медь. Я не заметил, чтобы маленькие попрошайки курили, хотя бы тайком, и это было удивительно в стране, где табак растет повсюду. Здесь, кстати, выращивают два самых популярных ботанических вида табачной культуры: никотина табака и никотина рустика. Лучшие сорта вроде Вирджинии идут в необработанном виде на экспорт, а сами индийцы чаше всего ку¬рят кустарные сигареты «биди» из непритязательных сортов, жуют дешевый табак и курят его в компаниях через кальяны.

Мало где увидишь столько беспризорных детей, как на улицах индийских городов. Они собирают тряпье, чистят прохожим обувь, в придорожных ресторанах моют посуду и разносят товары. Они привыкли к враждебности мира, который их окружает. Люди вокруг каждый день причиняют им боль, втягивают в воровство, совершают над ними насилие, в том числе сексуальное. Убежать от этой жизни хотя бы на короткое время и утолить голод им помогают наркотики. Они вдыхают клей, краску, керосин, бензин, курят каннабис, а кое-кто героин. Как мне потом скажут индийские медики, среди бродяжек распространена полинаркомания. Зависимость в их среде прослеживается с шести лет.

Зависимы дети чаще всего от шараса. Подросткам не представляет труда за небольшие деньги раздобыть шарас вблизи железнодорожных вокзалов, на рельсовых путях, у входа в храмы, в театры, в супермаркеты. Сигарету с шарасом можно купить за сто пятьдесят рупий (около четырех долларов), а наполовину выкуренную — втрое дешевле. Обычный источник денежных поступлений — попрошайничество и мелкое воровство.

Каждому приходится быть свидетелем разных ситуаций, при воспоминании о которых долго ноет сердце. Но беспризорные девочки лет девяти-десяти на улицах Индии представляют едва ли не самое мучительное зрелище. Старшие их опекунши, а чаше молодые люди, составляющие им компанию при ночевках под открытым небом, принуждают девочек употреблять наркотики. Нетрудно представить, чем девочки расплачиваются. Как и за долги, в которые они попадают, когда их вовлекают в карточные игры. От индийских медиков можно услышать об устрашающем росте числа детей со следами сексуального насилия, венерическими заболеваниями, положительной реакцией на вирус гепатита. Уличные торговцы заставляют девочек быть наркокурьерами. Дети и подростки меньше вызывают подозрения.

Сидишь за столиком и наблюдаешь жизнь улицы у стен мавзолея. Буфетчик в белом переднике и в мусульманской шапочке, по-своему истолковавший твою неторопливость, наклоняется к уху:

— Может быть, я могу вам помочь?

— Не понял, — смотрю на него.

— Отдохнуть: покурить, понюхать…

Мне от него ничего не нужно, но я делаю вид, будто его слова заставляют задуматься, и интересуюсь, что и по какой цене. Он присаживается, изображает на лице улыбку, дожидается, пока освободились соседние столики, чтобы никто не услышал беседы, и, сохраняя на лице приветливое выражение, деловито называет подпольное меню. Есть ганджа, шарас, бханг, а если я располагаю временем, он готов принести опиум и героин. Через дорогу стены величайшего памятника мировой архитектуры, воплощения красоты и гармонии, созданных прорывом человеческого духа, а рядом буфетчик, возможно, потомок зодчих или строителей усыпальницы, с заискивающей улыбкой ждет ответа на свое предложение, уверенный в способности его меню быть достойным завершением знакомства с Тадж-Махалом.

— А что, — тоже шепотом спрашиваешь, — после Тадж-Махала многие не прочь «отдохнуть»?

— Кое-кто даже не после, а — вместо!

Смотришь, как буфетчик нетерпеливо ждет ответа, чтобы подсесть к другому, потенциальному покупателю, переводишь взгляд на узорную стену красного кирпича, за которой мраморный мавзолей, и думаешь: что же с нами происходит? Неужели вековая культура, созданная гениями человечества в часы озарения, — все может померкнуть и отступить перед слепой страстью к наркотическим веществам? И если с этой бедой не совладать, во что же мы, в конце концов, выродимся?