Индийские фермеры выращивают мак

Индийцы раньше многих других выращивали на плантациях опийный мак. Цветущие поля до горизонта, особенно прекрасные на восходе солнца, приводили в восторг путешествующих людей еще в XVI веке. Уже тогда опиум был важной статьей индийского экспорта, первым делом в соседний Китай, да и внутри страны его ели, курили, пили разбавленным в воде во всех социальных группах, в том числе в высшем свете. Гурманы из индийской знати обожали «чарбугу» — смесь опиума, гашиша и вина. Больше всего опиум употребляли в Пенджабе, Ассаме, Западной Бенгалии. Индийские медики назначали опиум как лечебное средство для усиления сексуального чувства, им кормили детей, чтобы успокаивать их. В северных районах в кругу простолюдинов опиум раздавали гостям курить на свадьбах, на похоронах, во время других сходок родственников или соседей как признак объединения. А в Гуджарате напиток с опиумом всегда был на столе, за которым собиралась знать, и отказ от употребления хозяин дома воспринимал как неуважение.

Первое упоминание об опиуме Индии содержат записки путешественника Барбозы о побережье Малабары (1511 г.). Маковые поля тянулись вдоль океанского берега, позже проникли в глубь полуострова, а во времена государства Великих Моголов распространились едва ли не по всем равнинам и плоскогорьям. Особенно в районах Агры, Аллахабада, Бенгалии и Ориссы. Сильным наркотическим веществом индусы торговали с китайцами и другими восточными народами. Доходы оказались привлекательны. В конце XVI столетия император Акабар объявил производство опиума монополией государства. Со временем государство монополию утратило. Продажей опиума занялись оптовые торговцы из древнего североиндийского порта Патна на реке Ганг, во второй половине пятидесятых годов XIX века монополия перешла в руки Ост-Индийской компании. И только при генерал-губернаторстве британца Уоррена Хастингса правительство вернуло себе полный контроль над производством, продажей, хранением опиума.

Курить опиум индийцы начали в XIX веке, но этот способ употребления не был так распространен, как прием внутрь в виде пищи или питья; бытовала уверенность, что от потребления внутрь можно в любой момент отказаться, а бросить курить труднее. Пройдет немало времени, пока люди на собственном опыте убедятся, что безвредных способов немедицинского употребления опиума не существует. Могут быть только разные степени поражения внутренних органов и мозга. Но тогда неизбежность последствий еще не была очевидной. Курильщики собирались в опиумных притонах, подогревали вещество, вместе готовили опиумные препараты (их называли «мадак» и «ченду»), садились на корточки на полу и дымили долгими часами. Опиекурильни были единственным общественным местом, где не существовало социальных различий — важный чиновник, брамин, заклинатель змей, уличный торговец, погонщик каравана, каменщик, бездомный бродяга только здесь могли сидеть в одном кругу…

И все-таки спрос на опиум в Индии никогда не принимал таких угрожающих масштабов, как в Китае и странах Юго-Восточной Азии. Может быть, одна из причин — в торговой политике британских колониальных властей. Для них индийский опиум оставался высокоприбыльной товарной культурой. Было бы в высшей степени недальновидно рисковать производством, вовлекая в употребление наркотиков широкие слои крестьянства, сущих или потенциальных производителей. Разумнее было беречь их рабочие руки, блюсти свои коммерческие и финансовые интересы, вывозить наркотовар в Китай, Гонконг, Таиланд, Лаос, на Филиппины, в Шри-Ланку, не слишком заботясь о последствиях наркотизации для населения этих стран.

На протяжении почти всего XIX столетия Индия была международной лабораторией по изучению различных аспектов производства и употребления опиума. Королевская комиссия 1893 года обнародовала результаты наблюдений: внутри страны употребление опиума невелико, фактов явной физической и моральной деградации людей, принимающих наркотик, практически не обнаружено. Опиум употребляли по преимуществу орально как стимулирующее средство, а также для лечения заболеваний (ревматизм, диабет, простуда, понос) и как снотворное для детей. Присмотревшись к народным традициям, комиссия выразила сомнение в возможности законодательным путем ограничить использование наркотика исключительно в медицинских целях. Это привело бы, по её мнению, к необходимости создавать сеть доносчиков, внедрять их в семьи, а попытки насильственно помешать употреблению наркотика расходились бы с желаниями многих людей и усиливали бы в стране оппозицию к власти. По причинам религиозного свойства индусы, подобно мусульманам, не одобряли склонность к алкоголю, но к опиуму относились терпимо. Побаивались — запрет на немедицинское употребление опиума может автоматически повлечь за собой рост потребления алкоголя.

Только с началом XX столетия опиумная политика индийских властей стала подвергаться сомнению. Комитет Всеиндийского Конгресса (1924 г.) впервые отважился объявить от имени индийского народа требование полностью запретить торговлю опиумом. На это колониальное правительство, ссылаясь на рекомендации медиков, отвечало эластично: власти готовы ограничивать, сводить к минимуму потребление опиума, но ввести полный запрет нет возможности. Эта позиция не находила понимания в международных кругах, обеспокоенных не столько аспектами морали и нравственности, как незаконным распространением наркотика. Его источник виделся в Индии. Американцы пытались было настоять на запрете легального употребления опиума, разрешив наркотик только для медицинских и научных целей, но этот подход не отвечал практике местной индийской медицины Аюрведы и тибетской Тибби. Американцы возобновили свои требования в 1944 году, открыв одновременно со «вторым фронтом» в Европе еще один «второй фронт», на этот раз в охваченной опиумной войной Азии, попытавшись заставить своих европейских союзников-англичан изменить опиумную политику в Индии. Но тут им пришлось отступить: индийские власти не собирались отказываться от терпимого отношения к умеренному и контролируемому потреблению опиума. Только два-три года спустя под давлением международных кругов индийское колониальное правительство всё-таки вынуждено было объявить о запрещении опиумного производства, кроме как для медицинских и научных целей.

После того как в Дели над Красным фортом 15 августа 1947 года взвился государственный флаг независимой Индии, национальное правительство стало добиваться снижения потребления опиума на душу населения до уровня, не превышающего нормы Лиги наций (двенадцать фунтов или около шести килограммов на десять тысяч населения). Должно было начаться сокращение государственных запасов опиума на одну десятую часть ежегодно, чтобы к концу пятидесятых годов изъять весь опиум, не предназначенный для медицинских и научных целей. Курение опиума запретили. Но страдающим наркотической зависимостью стали выдавать дозу по рецепту врача.

Медицинское и немедицинское употребление опиума часто переплетались. Он был постоянным компонентом свободного времяпрепровождения и ритуальных празднеств индусов и мусульман, его вред здоровью и пагубные последствия для общества еще долго не вызывали тревогу.

Только в конце сороковых годов XX столетия индийцы стали, наконец, замечать масштабы опиумной беды. Общественность подвергла критике свое правительство, к тому времени уже вызывавшее осуждение международной общественности. В 1949 году Всеиндийская опиумная конференция приняла десятилетнюю программу ликвидации немедицинского употребления опиатов. Хронических потребителей взяли на учет и прикрепили к государственным складам, где им выдавали дозу для избежания синдрома отмены.

В шестидесятые — семидесятые годы в Индии замечен спад потребления опиатов. Но не прекращение. Многие люди в городе и деревне продолжают по традиции принимать опиум. Замечен преобладающий спрос на него в деревнях, в местах скопления крестьян среднего возраста и не слишком большого достатка. Отношение социального окружения к потребителям наркотиков чаще всего ровное, без осуждения. Редко где к ним предъявляют претензии органы правопорядка. А в Гуджарате, говорят, в местном наречии появился особый термин: «бандани» — так уважительно называют человека, способного принимать опиум в больших количествах.

Присматриваясь, отчего меняются в Азии пристрастия к тем или иным наркотикам, ученые обратили внимание на парадоксальное явление. Как только в середине сороковых годов XX века в Гонконге, Таиланде, Лаосе приняли строгие антиопиумные законы, потребители изменили ориентацию: переключились на героин. Это был ответ наркобизнеса на вызов мирового сообщества. Испытывая затруднения со сбором, транспортировкой, продажей опиума, наркодельцы сконцентрировали производство на переработке опиума в героин, сильно опередив власти разных стран, не успевавших просчитывать последствия собственных решитель¬ных действий. Новый наркотик оказался предпочтительнее для всех участников бизнеса. Его безопаснее транспортировать (он свободен от специфического запаха опиума), сама перевозка удобнее (компактен и легок), его можно долго хранить, он быстрее и сильнее воздействует на мозг. А главное, единица веса героина много рентабельнее, нежели того же веса опиум.

— Все-таки хорошо, что Индия в конце концов отказалась от выращивания мака и вывоза опиума, — говорю доктору Раджу.

— Нисколько не отказалась! — возражает доктор. — Под маком у нас сегодня тринадцать тысяч гектаров. Это одна из самых крупных опийных плантаций мира. Мы снабжаем опиумом многие страны. Мы им торгуем!

— Как же удается такие площади прятать? — недоумевал я.

— Зачем прятать? О них знают в ООН. Они у всех на виду!

Индия — одна из немногих стран, где под присмотром властей разрешено выращивать опийный мак. Контроль возложен на Департамент по наркотикам — структуру Министерства финансов. Индийская казна открыто пополняется отчислениями от производства и экспорта опиума, такими же для нее существенными, как от производства чая, риса, арахиса, хлопка, пряностей, табака. В штатах Уттар Прадеш, Мадхайя Прадеж, Раджастан государственные чиновники выдают фермерам лицензии на выращивание мака, ведут надзор за плантациями и сбором опиума. Предварительно собирают сведения о фермерах, претендующих на лицензию: можно ли на них положиться, кто их окружает, не уплывет ли часть урожая мимо государственных складов. Местные власти формируют прогнозы потребностей и раздают квоты. Выращивать мак фермеров не неволят, есть много других не более хлопотных и не менее доходных культур. Но многие предпочитают возиться с опиумом — этот товар на корню, по твердой цене, гарантированно закупает государство.

С фермерами заключают ежегодное соглашение. В нем обозначены размеры и границы их опийных полей. Перед тем, как составить детальную карту участка, власти выясняют, как претендент пользовался землей последние три года и каких успехов добивался. В лицензии называют предполагаемый урожай и закупочную цену. Каждая деревня получает, кроме того, общую лицензию на всех фермеров, имеющих разрешение выращивать мак. В нее вносятся записи во время сбора урожая: вес собранного опиума, по какой цене продан. Записи ведет глава деревни (ламбрадар). В страдные дни он отвечает за охрану полей, урожая, продукции. Самое эмоциональное время в деревне, когда ламбрадар собирает фермеров, чтобы взвешивать урожай и договариваться, где будет окончательное взвешивание продукции и оплата.

Обо всем этом я не имел представления, пока не попал в кабинет Девендры Датт, заместителя генерального директора Бюро по контролю наркотиков Министерства финансов. Женщина в роскошном сари с гладко зачесанными черными волосами по-королевски восседала в мягком кресле, не давая никакого повода заподозрить, будто она может иметь касательство к низменному предмету разговора — к маковым полям. Между тем именно ее называют одной из разработчиц индийской политики в области легального опийного производства. На вопросы она отвечает с улыбкой, но когда я спросил, есть ли гарантия, что никакая самая малая доля собранного урожая не попадает на черный рынок, красивое лицо посерьезнело.

— Гарантировать практически невозможно. Когда на маковой плантации появляются первые ростки, региональные чиновники проводят тщательные обмеры, выискивают неучтенные участки, наблюдают за кругом общения фермера. Чтобы у хозяина плантации не было соблазна утаивать часть продукции, эксперты, представляющие местную власть, тщательно оценивают урожай: учитывают размер и состояние растений, условия произрастания, особенности почвы, сорт мака. Как только в деревне начинается сбор урожая, представители власти вместе с фермером в его доме взвешивают каждый сбор и вес заносят в особую книгу. При сдаче опиума проверяются чистота и влажность.

— А что, бывает мошенничество?

— Очень редко! При подозрении приемщик пальцем размазывает щепотку опиума по стеклу и рассматривает против света. Так обнаруживают включения, подобные песку. Опиум проверяется также на сахар, крахмал, клей, другие вещества. Вся сомнительная продукция передается лабораториям для химического анализа. Только через два месяца после взвешивания и проверки фермеры получают окончательный расчет.

В Дели от врачей услышишь типичную, по их словам, историю хронического деревенского наркомана. Парень лет тридцати пяти, назовем его Нир, малограмотный сикх, получил в наследство от отца небольшой участок земли в штате Пенджаб. Не имея достаточного дохода, с молодости вынужден был, чтобы содержать семью, круглый год работать на пашне, в том числе на участках соседних фермеров. Однажды, когда во время сбора урожая он сильно устал, хозяин участка посоветовал ему съесть маленькую порцию афима (так у сикхов называют опиум). Нир последовал совету, и усталость как рукой сняло. Маленькой порции скоро стало недостаточно, хозяин постепенно ее увеличивал и в течение года довел до половины грамма в день. Это была теперь норма, без которой Нир уже обходиться не мог. Он работал как бык, не жалея себя и радуясь тому, как легко к нему возвращаются силы.

Год спустя фермер отказался от услуг Нира и перестал снабжать его афимом. Не подозревая о последствиях, парень был даже рад немного отдохнуть, но почувствовал сильные боли. Отказывали ноги, давила спина, тело выделяло обильный пот, как будто он был в жару. Любые движения давались ему с трудом, он подолгу не мог уснуть. Не понимая, что с ним, Нир обратился к фермеру. Тот знал причину болезни и объяснил молодому соседу, что его ждет, если он не возобновит курение афима. Они заключили договор: сосед снова начинает работать на фермера, а фермер оплачивает половину ежедневного заработка ежедневной дозой наркотика. Некоторое время спустя ежедневная потребность Нира поднялась до десяти граммов. Он даже думать не смел о том, чтобы отказаться от курения, — так свежи были в памяти боли.

Продолжая курить афим, к вечеру он испытывал физические страдания: тело корежило, ломало, он не находил себе места, пока не пришел к мысли принимать дозу дважды — утром и вечером. В последующие двенадцать лет доза, избавляющая от болей, возросла до пятнадцати граммов, потребовался переход на трехразовый суточный прием. Тратить на наркотики приходилось много больше, чем можно заработать, и Нир не заметил, как задолжал фермеру огромную сумму. Но даже при столь высокой дозе он все реже испытывал кайф, силы покидали его, заработков почти не было. Собственный участок оставался единственным источником полуголодного существования семьи.

Нир и его семья занялись уличной торговлей, но доход едва позволял сводить концы с концами. Нир все чаще срывал нервное напряжение на близких, в доме возникали скандалы. Временами в состоянии агрессивности он избивал жену. Растерял друзей, заменил общение с ними встречами с теми, кто употреблял афим вместе с ним, или с теми, у кого он теперь покупал наркотики. Крушение всего казалось убийственным и не оставляло никаких шансов на возвращение семьи, профессиональных навыков, социально-экономического статуса.